Книга "Кадетский монастырь", Лесков Николай Семенович

Краткое описание/вступление:

себе в лазарет и подшпиговывал нас то чтением, то 
беседами. 
Известно ли об этом было Перскому, я не знаю, но может быть, что и было
известно, 
только он не любил знать о том, о чем не считал нужным знать. Тогда было строго,
но 
формалистики меньше. 
Читали мы у Зеленского, опять повторяю, книги самые позволительные, а из бесед я

помню только одну, и то потому, что она имела анекдотическое основание и через
то 
особенно прочно засела в голову. Но, говорят, человек ни в чем так легко не
намечается, 
как в своем любимом анекдоте, а потому я его здесь и приведу. 
Зеленский говорил, что в жизнь надо внесть с собою как можно более добрых
чувств, 
способных порождать добрые настроения, из которых в свою очередь непременно
должно 
вытечь доброе же поведение. А потому будут целесообразнее и все поступки в
каждом 
столкновении и при всех случайностях. Всего предвидеть и распределить, где как 
поступить, невозможно, а надо все с добрым настроением и рассмотрением и без 
упрямства: приложить одно, а если не действует и раздражает, обратиться
благоразумно к 
другому. Он все это из медицины брал и к ней приравнивал и говорил, что у него,
в 
молодой поре, был упрямый главный доктор. 
Подходит, говорит, к больному и спрашивает: 
- Что у него? 
- Так и так, - отвечает Зеленский, - весь аппарат бездействует, что-то вроде 
miserere{5}. 
- Oleum ricini{6} давали? 
- Давали. 
И еще там что-то спросил: давали? 
- Давали. 
- A oleum crotoni{7}? 
- Давали. 
- Сколько? 
- Две капли. 
- Дать двадцать! 
Зеленский только было рот раскрыл, чтобы возразить, и тот остановил: 
- Дать двадцать! 
- Слушаю-с. 
На другой день спрашивает: 
- А что больной с miserere: дали ему двадцать капель? 
- Дали. 
- Ну, и что он? 
- Умер. 
- Однако проняло? 
- Да, проняло. 
- То-то и есть. 
И, довольный, что по его сделано, старший доктор начинал преспокойно бумаги 
подписывать. А что больной умер, до этого дела нет: лишь бы проняло. 
Поскольку к чему этот медицинский