Книга "Прокляты и убиты 1-2. Комментарии.", Астафьев Виктор

Краткое описание/вступление:

еста  -- трехъярусные  нары с  железными скобами  в столбах.
Посередке сдвоенных  нар точно по шву  шалашиком прибиты доски -- изголовье,
оно две  службы сразу  несло:  спать как  на  подушке  позволяло и  отделяло
повзводно спящих головами друг к другу людей -- с той стороны  второй взвод,
с этой первый, не спутаешь при таком удобстве.
     Половина мрачной, непродышливой казармы с выходом к лесу и к нужнику, с
тремя ярусами нар -- это и есть обиталище первой роты,  состоящей из четырех
взводов. Вторую  половину  казармы  с  выходом  к другой  такой  же  казарме
занимала вторая рота, все вместе  будет первый стрелковый батальон  двадцать
первого резервного стрелкового полка.
     Плохо освещенная казарма казалась без конца,  без края, вроде бы  и без
стен, из сырого леса  строенная, она так  и не просохла, прела,  гнила, была
всегда склизкой,  плесневелой от  многолюдного дыхания. Узкие, от сотворения
своего немытые оконца, напоминающие бойницы, излаженные меж землей и крышей,
свинцовели днем  и ночью одинаково мертво-лунным светом. Стекла при осадке в
большинстве  рам  раздавило,  отверстия были завалены сосновыми  ветвями, на
которых  толстыми  пластушинами лежал  грязный  снег.  Четыре  печи,  не  то
голландки, не то просто так, без затей сложенные кирпичные  кучи, похожие на
мамонтов, вынутых из-под земли иль сослепу сюда  нечаянно забредших, с одним
отверстием  --  для дверцы -- и броневым  листом вместо плиты,  загораживали
проходы казармы. Главное  достоинство этой отопительной системы было в тяге:
короткие,  объемистые,  что у  парохода, трубы,  заглотав  топливо, напрямую
швыряли  в небо тупыми  отверстиями пламя, головешки, уголья, сорили искрами
густо и жизнерадостно, чудилось, будто над казармами двадцать первого  полка
каждый  вечер  происходит  праздничный фейерверк.  Будь  казармы сухими,  не
захороненными  в снегу -- давно  бы выгореть военному городку подчистую.  Но
подвалы сии ни пламя, ни  проклятье земное, ни  силы небе