| 
   Очутившись опять на пристани, он пришел немножко в себя от великой досады
и растерянности и осмотрелся. Соловецкие  парусники,  что  грузились  вчера,
ушли. У стенки стояли две обшарпанные  рыбацкие  шхуны,  насквозь  пропахшие
треской и селедкой, да однопарусная шняка. С  досады  Егор  сунулся  на  эти
суденышки, но везде получил один ответ:
   - Дед не велел. А мы его уважаем, и слово дедово  переступить  не  можем.
Плавай, парень, по своей Соломбалке1. Там тихо, не укачает... - Что  делать?
Куда податься? А что если сходить  на  Смоляную  пристань?  Уж  там-то  дед,
наверное, не был...
   Егор отправился вверх по реке берегом, к Смольному буяну2.
   Он в расстроенных чувствах быстро шел вдоль берега, уже мало  надеясь  на
то, что ему повезет, и досадуя на моряков, которые его не поняли и не  взяли
плавать. Конечно же, виноват во всем дед: "Ну-ка,  обошел  все  парусники  и
закрыл мне дорогу в мере... Но разве этим  меня  удержишь?  Что  я  буду  за
мужик, если своего не добьюсь?"
   Такие мысли всполошно метались в голове  паренька,  и  он  все  прибавлял
ходу, стремясь к задуманной цели.
   Город просыпался. На звоннице Рождественской церкви сонный звонарь бухнул
в колокол. Баба в пестром сарафане и  рыжих  бахилах  спускалась  к  реке  с
корзиной на плече - полоскать белье.
   Вот и буян - речная пристань. Сюда, как слышал Егор, парусники  приходили
грузиться древесной смолой. Ее приплавляли в Архангельск на  больших  плотах
из вельских боров сначала по Ваге, а затем - по Двине.
   На невысоком угоре - крытые сараи. Ближе  к  берегу  уложены  рядами  под
открытым небом бочки со смолой. Весь берег заполнен ими. О сваи пристани,  о
борта двух пузатых морских карбасов с голыми мачтами  бились  мелкие  волны.
Под берегом, на отмели - лодки горожан.
   Больших парусников у причалов не было видно,  и  Егор  совсем  было  упал
духом, но тут же повеселел, когда поглядел на  реку:  напротив  пристани  на
порядочном отдалении, на глубине  |