Книги в электронном виде

Романовский Александр / Под черным флагом

азве тебе не жаль товарища? - поинтересовался Летум. Ему действительно было интересно. -Нет, - покачал головой Джек. - Он был задницей. На небесах его давно заждались. Летум интерпретировал эту информацию так, что конкретно для Смайлсона погибший капрал был бесполезен. Уж так Вагнер привык... Летум лежал на твердой койке и глядел в низкий потолок. Поразмыслить действительно было над чем, но потяжелевшая голова не хотела трудиться. В голову лезла всякая чепуха: рабов, доверившихся попечению Летума, сейчас забивают, словно скот на бойне; шестерки враждебных семей насилуют Елену; Маркиз пирует на обломках чужой славы... Эта мысль моментально привела Летума в чувство. Братец наверняка окажется не в восторге, когда узнает о печальн

Апдайк Джон / Давай поженимся

тных женщин немало таких - к примеру Руфь, - которые никогда не прибегают к косметике, никогда открыто не флиртуют; рядом с ними Салли чувствовала себя нескладной, угловатой. Ричард заметил это и пытался понять причину ее неуверенности. Джерри тоже заметил и назвал ее своей "девочкой в ситцах". Только после смерти отца, поехав однажды в Сан-Франциско, она вдруг почувствовала то, что, наверное, чувствуют все дети: до чего же здорово во всем, в каждой маленькой мелочи, быть самой собой. - Как ты, черт подери, сумела удрать? - Просто сказала "до свидания", села в "сааб" и отправилась в аэропорт. - А знаешь, это здорово - встретить женщину, которая умеет использовать двадцатый век на все сто. - Это была еще одна его причуда - считать, будто есть чт

Апдайк Джон / Чтоб камни сделались хлебами

Апдайк Джон / Бек и щедроты шведов

али длинные листы с поминутным расписанием предстоящей церемонии - какая музыка будет исполняться; в каком порядке пойдет процессия; кто где рассядется на подиуме среди членов всяких Академий, и обязательно так, чтобы лауреаты сидели лицом к королевской чете; а по краю сцены будут протянуты цветочные гирлянды, чтобы никто не оступился; а потом в огромном Голубом зале красно-кирпичной Стокгольмской ратуши состоится банкет на тысячу триста персон, есть будут со специального Нобелевского сервиза (Нубельсервисен) под пение Уппсальского мужского хора, по широкой парадной лестнице вниз, танцуя, пойдут девушки в голубых народных костюмах, а им навстречу будут подниматься вереницы официантов, держащих над головой блюда с десертом под тихо трепещущими язычками синего пла

Апдайк Джон / Иствикские ведьмы

же у него было нездоровое желание со всеми переспать. Теперь с ним спала Джейн. Александра в прошлом тоже поддалась искушению, но этот эпизод оказался столь незначительным, что, возможно, Сьюки о нем и не знала. Сама Сьюки сначала не допускала с Неффом вольностей, но это длилось недолго. Быть в разводе и жить в маленьком городе - все равно что играть в "монополию": время от времени ты посягаешь на чью-нибудь собственность. Обе подруги хотели помочь Джейн, в спешке и ажиотаже та спешила продать себя дешево. Жена Неффа была отвратительной женщиной. Она говорила всегда некстати, но тщательно артикулировала, да еще эта ее манера слушать вытаращив глаза каждое слово, которое ей не нравилось. Когда спишь с женатым человеком, то, в каком-то смысле, спишь и с его женой.

Апдайк Джон / Бразилия

х, служившую ванной и туалетом, она уже посетила. Полом там служил прогибающийся кусок фанеры, а под ним виднелся головокружительной крутизны склон голой оранжевой глины, по которому экскременты и моча стекали вниз и скрывались на участке другого поселенца. Голос матери Тристана, невнятный и вялый, раздавался, казалось, не из какой-то определенной точки, а из угла, самого темного и защищенного, где пол был неровным, словно застывшая зыбь, похожая на бледную тень, отбрасываемую далекой горной грядой. Изабель узнала, что мать Тристана зовут Урсула, Урсула Рапозу. Прошлой ночью запыхавшиеся Изабель с Тристаном ворвались в хижину и разбудили ее. Они долго карабкались вверх по склону Морру Бабилониа и выбились из сил. После освещенных лунным светом зигзагов г

Успенская светлана / Королеву играет свита

пился, хотя его происхождение постепенно забылось. Между тем Макс выглядел как побитая собака. Казалось, он чувствовал себя виноватым во вчерашнем инциденте. Своим поведением он позволил унизиться «богине и покровительнице», опуститься до себя, простого смертного. Словно он раз и навсегда твердо усвоил, что между ними дистанция огромного размера и на него возложена обязанность своим унизительно-подчиненным положением поддерживать установленную дистанцию. По дороге Руденко забросил Иру в садик (та недовольно надулась, узнав, что сегодня ее отведет ненавистный Макс), отвел Дашу в школу, заботливо зашнуровал ей башмачки в раздевалке и подтянул спущенные на коленках колготки. После этого он отоварился в магазине по списку, который ем

Ван Зайчик Хольм / [Евразийская симфония 1.] Дело жадного варвара

е была приятная ладонь. Сильная и нежная. Девичья. Богдан покраснел. Фирузе внимательно наблюдала за его лицом. - Вы заняли место на стоянке сразу после меня,- тепло сказала Жанна. - Я вас заметила. Поэтому действительно верю каждому слову вашей супруги. Вы так вели машину, будто... будто вокруг одни дети, а вы один их бережете и за них отвечаете, - она запнулась. - Хотя сами - больше кого бы то ни было похожи на дитя. Она повернулась к Фирузе. Уже не стесняясь, оглядела ее живот, подняла взгляд и улыбнулась. - У вашего ребенка будет замечательный отец, - сказала она. Чуть помедлила и вдруг озорно сморщила нос, покосившись на Богдана. - Только очень смешно одетый. - Хм, - Фирузе поджала губы. Ни малейшего неодобрительного слова относительно мужа она не терп

Ван Зайчик Хольм / [Евразийская симфония 2.] Дело незалежных дервишей

можно. Отец Кукша сразу наложил на него духовное взыскание. Но ради Жанны епитимью пришлось отложить; отец Кукша, надо отдать ему должное, понял двусмысленное положение Богдана и пошел навстречу молодым. Епитимья была ужесточена, но перенесена на то время, когда срок стажировки Жанны в Ордуси истечет, и молодой исследовательнице придет пора возвращаться домой. Однако теперь, едва оставшись один, Богдан хотел хоть немного вернуть себе утраченную душевную чистоту. Вот и дом. Совсем тихий, совсем опустевший... Пустой дом - разве это дом? Сначала - грубое рубище, власяница. Ежась, Богдан переоделся в только что приобретенный в лавке ритуальных принадлежностей мешок с дырками для головы и рук. Далее: спать не в мягкой постели, а во гробе - самом простом, без малейших ук

Ван Зайчик Хольм / [Евразийская симфония 3.] Дело о полку игореве

о? — не понял Мокий Нилович. — Я бы даже сказал, жестоко. Уж простите меня, Раби Нилыч, на резком слове. — Да ты о чем, Богдан? — нахмурился сановник. — О карпе. Мнится мне, его уж, как и вас, пора лечить от пристрастия к табаку. Наверное, табак и рыбе вреден. Яркие, пухлые губы Ривы Мокиевны изумленно приоткрылись: редко кто брал на себя смелость делать замечания ее отцу. — Каков! — одобрительно буркнул Мокий Нилович после короткой паузы. — Нет, каков, а, дочка! Яко благ и человеколюбец. Даже — рыболюбец! Богдан поправил очки. — Нет, ну правда, Мокий Нилович... — Уж не знаю, какой ты на самом деле муж, — проговорил Раби Нилыч, — это Фирузе и Жанну спрашивать надо... Лицо и даже шея Рив

Ван Зайчик Хольм / [Евразийская симфония 4.] Дело лис-оборотней

на коленях у хозяина. — Нет, не понимаете! — отмахнулся Адриан. — Вы ведь не женаты... Как вам понять? Вы... — Он осекся. Баг пожал плечами и закурил очередную сигарету. — Извините меня, Баг... я не со зла... Я не хотел вас обидеть. Просто голова идет кругом... 1 Имеется в виду кот Багатура Лобо. — Не надо извиняться, — Баг положил руку Адриану на плечо и дружески слегка сжал. — Вы... очень хороший человек... — замотал головой Ци, — хороший... а я... я с этими варварами... — Адриан, держа чарку у рта, доверительно наклонился к Багу. — Совершенно перестал думать о главном, да и силы потерял. Надо бы с женой на отдых съездить, к морю или в горы, или, может, к лесному озеру... лун

Ван Зайчик Хольм / [Евразийская симфония 5.] Дело победившей обезьяны

лишь один ответ. Богдан обнял жену, и она преданно прижалась щекою к его плечу. Плоть наша — от тварей, но души — от Бога. Новый век в жизни Богдана и Фирузе начинался, не дожидаясь круглых дат. — Красиво, — завороженно шепнул Богдан, по-прежнему глядя в полную мерцающих падучих полос темную пропасть окна. — Конечно, красивая, — тоже негромко ответила Фирузе. Грех было говорить громко, когда снег валит так тихо. — И носик твой, и подбородок... Он смолчал, и лишь крепче прижал к себе жену. «Мое тело тоже пропитано хотениями недушевными», — подумал Богдан, и в памяти его сразу всплыло из Иоанна Лествичника: «Как судить мне плоть свою, сего друга моего, и судить ее по примеру всех прочих страстей? Не