Книга "Избранное", Шендерович Виктор

Краткое описание/вступление:

рацию херачу! Хорошо, говорит, заметили, а то бы  совсем  в  горошину
съежилось у парня, а ему на дембель...
   Константин закончил свой рассказ и в  тяжкой  тишине  захрумкал  огурцом.
Детина так и сидел со стопкой в руке. Рот его был открыт.
   - А я... - раздалось вдруг из угла.
   Говорил кришнаит.
   Брюнет свесился со своей  полки  по  пояс,  Константин  перестал  жевать.
Детина медленно поставил на столик нетронутую стопку и повернул  к  читателю
"Бхагават-Гиты" лицо с парой раскаленных глаз на буром лице.
   - Ты еще?.. - захрипел он. - Ты еще будешь?.. Не было тебя нигде,  вообще
не было, врешь!
   - Я никогда не вру, - сказал кришнаит  и,  покраснев,  потупился.  -  Мне
нельзя. - Он поднял глаза, они сияли светом последней истины. -  Послушайте!
Однажды, в прошлой жизни, когда я был яйцом... обыкновенным мужским яйцом...
   Поезд разрезал тьму, а может, тьма  поглощала  поезд  -  и  все  зависело
только от того, с какой стороны смотреть.
 
   Предрассудок
   Вот же ляпнул какой-то древний итальянец: мол,  о  мертвых  либо  хорошо,
либо ничего...
   Хоронили мы тут Колдомуева Степана Петровича. Все  чин  чинарем  -  гроб,
венок, вдова... Народ с гвоздиками подтягивается, некоторые  уже  тяпнули  с
утра по случаю. Погода отличная, работать  все  равно  неохота,  чего  ж  не
похоронить человека?
   Мы стоим, Колдомуев лежит, всем хорошо. Вдова сияет, как антрацит.  Толик
анекдот смешной рассказал... Уже бы накрывать Колдомуева и  вниз,  чего  ему
тут зря лежать, он, и когда живой был, анекдотов не понимал -  вдруг  Шишкин
возьми да брякни:
   - Панихиду объявляю открытой.
   Полжизни в орготделе провел, никак не отвыкнет.
   Никто говорить-то не хотел, а тут неудобно. Вдова приосанилась, ждет, все
напряглись. Тут бы Шишкину  и  сказать  для  снятия  напряжения,  что,  мол,
пошутил... Не тут-то было!
   - Слово, -  говорит,  -  для  прощания  предоставляется  другу  покойного
Муковозову Николай Иванычу.
   Муковозов, ясное де