Книга "Иван III - государь всея Руси. Ист. роман в пяти книгах: кн. 1-3", Язвицкий Валерий

Краткое описание/вступление:

ицей, а из глаз у нее бегут двумя
дорожками слезы по щекам, размывая румяна и белила.
     Сердце  княжича  сжалось,  и,  боясь  заплакать,  он  торопливо  стал
обгрызать поданное ему Ульянушкой стегнушко жареного гуся.  Отирая  жирные
руки и губы столовым полотенцем, он торопливо утирал незаметно и слезы. Но
Софья Витовтовна все видела и, обратившись к  любимому  внуку,  сказала  с
нарочитой веселостью:
     — А ну-ка, Иванушка, скажи, какое ныне лето?
     Княжич, пересиливая себя, чуть помолчал и  голосом  спокойным,  но  с
едва заметной дрожью, ответил ясно и раздельно, как будто  отвечал  своему
наставнику:
     — Шесть тыщ девятьсот пятьдесят третье лето от сотворения мира...*
     _______________
     * 1445 год.

     Старая княгиня  гордо  улыбнулась,  увидев  изумление  на  лице  отца
Александра, и добавила:
     — Знай, любимик мой, что  худа  всегда  ждут  в  высокосныя  леты,  а
прошлое лето было высокосное, а и тогда худого нам не было...
     — Ничего худого по воле божией и ныне не будет, — добавил  Александр,
поняв, что старая княгиня хочет утешить и сноху и внука.
     — Марьюшка, — продолжала Софья Витовтовна, — враги-то  наши  того  не
ведают, что они — токмо краешки, а  середка-то  всему —  Москва,  все  под
Москву само придет. Всех их Москва съест, а без Москвы и Руси  не  стоять.
Вот и моего сыночка скороверного сама Москва, божией  милостью,  с  десяти
годочков бережет...
     — Да и советы твои берегут, государыня, — добавил  отец  Александр. —
Из детства ты его государствованию вразумляла...
     Иван не слушал дальше, затосковав опять по отце. Так вот и  стоит  он
перед ним в золотых доспехах, каким он уезжал на  рать,  а  глаза  у  него
веселые, веселые — смеются...
     Когда же подали  изюм,  редьку,  варенную  на  меду,  рожки,  финики,
сушеную смокву, обед пришел к концу. Маленький Юрий устал, захотел  спать,
не ел даже лакомства, зевал и потягивался.
     — Ульянушка, — сказала Марья Ярославна, — уло