Книга "Институт дураков", Некипелов Виктор

Краткое описание/вступление:

ался, чтобы сочли его невменяемым.
- Да зачем вам это, Витя? Вы же здоровый человек! Вы представляете свое
будущее?
А он все твердит не очень уверенно:
- Вы не знаете, как в лагере плохо... Столько лет еще... Хуже не будет. В 
больнице же кормят... Молоко дают...
Войдя в доверительность, он мне и стихи свои почитал. Что-то про Новочеркасские

расстрелы, про кровь под танками... Жутковатые и  ...хорошие, чисто поэтически,

стихи, жалею, что не осталось в памяти даже строчки.
Талантливый, просто очень талантливый (и несчастный) человек сидел передо мной -

этот "шейх" из Ростова-на-Дону. Чистое, выразительное и нервное, отражающее 
внутреннее раздумье лицо, глаза тоскующие, живые.
Мы говорили долго. Об искусстве, стихах. Я спросил, кто его любимый поэт. Он 
назвал ...Эдуарда Асадова! Конечно, он почти не знал лучших имен, даже о Блоке 
ведал только по "Двенадцати". Я стал рассказывать о Гумилеве и Ахматовой, он 
слушал жадно, хватко. Во время разговора (мы сидели рядышком за столом) я 
несколько раз ловил на себе внимательный взгляд няньки. Подумал: надо бы не 
слишком демонстрировать свой интерес к одностатейникам. Но как это было сделать,

если тянуло пуще неволи? В течение дня мы еще несколько раз заговаривали с 
Виктором, и каждый раз на нас останавливался регистрирующий взор няньки. В 
остальное время "Шейх" лихо играл с Бесковым, Лукашкиным и еще какими-то зеками

из другой палаты в "покер" и "квадрат" (азартные игры с помощью костей домино, в

которые играют в тюрьмах на сигареты или под какой-нибудь другой интерес), а 
иногда, как мне удалось заметить, что-то писал, лежа на койке.
Пробовал я заговорить и с другим моим одностатейником - Иваном Радиковым. 
Кстати, к концу второго дня я перебрался на освободившуюся рядом с ним кровать,

и мы, таким образом, стали непосредственными соседями. Но Иван поначалу отнесся

ко мне недружелюбно.
- А вы давно уже сидите, Ваня? - спросил я его, и он вдруг отрезал грубо:
- А тебе какое дело?
Прош