Книга "Неподведенные итоги", Рязанов Эльдар

Краткое описание/вступление:

доставила. Мы понимали, что 
получили награду за послушание, за то, что наступили на свои мысли, чувства, 
убеждения. Оказалось, что действительно за сделку с совестью платят неплохо. Это

было начало, так сказать, первый наглядный урок...

Сорок шестой год оказался трудным, можно сказать, страшным для нашего 
киноискусства. Правительство пыталось каленым железом выжечь дух свободомыслия,

который после Победы казался естественным для народа, выигравшего войну и 
посмотревшего Европу. В идеологии бесчинствовал А.А. Жданов, и серия грозных, 
несправедливых постановлений обрушилась на творческую интеллигенцию. Одно из них

"О кинофильме "Большая жизнь" касалось, в частности, и Козинцева. Его с Л. 
Траубергом фильм "Простые люди" был ошельмован, подвергнут облыжной критике. Но

если у Григория Михайловича все-таки осталась работа во ВГИКе (его не лишили 
возможности преподавать), то у Эйзенштейна, по фильму которого "Иван Грозный" 
(вторая серия) в постановлении наносился главный удар, дела были совсем плохи. У

Сергея Михайловича случился инфаркт, а после выхода из больницы он был лишен 
каких бы то ни было средств к существованию. Козинцева и Эйзенштейна связывали 
добрые, дружеские отношения, и Григорий Михайлович, будучи сам в немилости, 
помог опальному другу. Он пригласил Эйзенштейна во ВГИК читать курс теории 
режиссуры своим ученикам, то есть нам.

И вот однажды осенью сорок шестого года на четвертый этаж с трудом поднялся и, 
задыхаясь, вошел в аудиторию очень старый, как нам казалось тогда, человек. 
(Через два года, когда его не стало, мы с изумлением узнали, что он умер всего-
навсего пятидесяти лет от роду.) Это был Эйзенштейн. Тот самый Сергей 
Эйзенштейн, живой классик, чье имя уже овевала легенда.

С Эйзенштейном у нас сразу же установились добрые отношения. Он разговаривал с 
нами как с равными. В нем не чувствовалось никакого превосходства, никакой 
фанаберии. Он не пытался подавлять своей эрудицией, кстати, поистине 
кол