Книга "[олег наметкин 3.] За веру, царя и социалистическое отечество", Брайдер Юрий, Чадович Николай.

Краткое описание/вступление:

ные упоминания о былых победах и поражениях, о
походах против  немцев,  франков,  аравитян,  свеев  и  агинян (надо  полагать,
англичан),  о рейдах в Новый Свет,  об обороне Камчатки и о гибели всего живого
на необозримых пространствах (причем объектом сострадания были вовсе не люди, а
вороны и волки – любимцы Одина).
             Понимая,  что такие,  как Репьев,  на войне долго не живут,  я  не
собирался  задерживаться  в  его  теле.  И  сейчас  момент  нашего  расставания
приближался.
             Кроме физической смерти самого хозяина меня могла вышибить из  его
физической оболочки еще и  нестерпимая боль,  источник которой в  нужный момент
нахожу я сам (крутой кипяток,  пламя костра, расплющенный палец – без разницы).
Однако я  не  хотел портить Репьёву последние часы жизни и  терпеливо дожидался
естественного конца.
             Никто  не  в  силах  усидеть в  одиночку ведро спирта,  пусть даже
пятидесятипроцентного,  так называемого полубара,  тем более без закуски,  а он
между тем приканчивал уже первую четверть. Ну прямо былинный Илья Муромец! Даже
у  меня,  связанного с организмом Репьева скорее мистическими,  чем физическими
узами, начало мутиться сознание
             Впервые за  время  нашего  совместного существования я  задал  ему
вопрос,  мысленный,  конечно.  Пусть расценивает его как привет от  пресловутой
белой горячки, кстати, хорошо известной в этой реальности.
             – Ты доволен своей судьбой?
             –  Слава асам,  приславшим мне сотрапезника!  – воскликнул Репьев,
зачерпывая из ведра очередную кружку. – Кто ты, приятель?
             – Я твоя совесть.
             – Покажись!
             – Показаться я не могу, поскольку пребываю в тайниках твой души.
             –  Что же ты,  совесть,  прежде обо мне не радела?  – Похоже,  что
Репьев  был  готов  пустить пьяную слезу.  –  А  нынче  уже  поздно.  Жизнь  не
переиначишь.  Как  говорится,  напала совесть и  на  свинью,  когда  та  полена
отведала.