Книги в электронном виде

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 1.] Однодневная война

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 2.] Неадекватен

вые бутылочки. Два шиза ей уже помогали. Бутылочки были веселые, с мочой, их почему-то следовало передвигать с великой осторожностью. Чуть что, и придурки вопили мне в оба уха: "Не вспенивай!.." Больным нравится всякое новое для них энергичное слово. Это тоже тест. Это важный тест. Я прошел его с легкостью. Я знай наклеивал молча ярлычки на оранжевые бока бутылок. Старшая в мой край тоже пофыркивала: "Мягче, мягче! Не вспенивайте... А что, собственно, Петр Петрович, вы хотели прочитать в вашем ДЕЛЕ?" - спросила она вдруг прямо (как только желтые бутылки закончились). И еще шепотком, нет-нет, Петр Петрович, бумага серьезная - бумагу покажут (и выдадут) тем, кто просил сделать (и кто оплатил) обследование. А кто просил?.. Она полистала подручную книжицу приема и корот

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 3.] За кого проголосует маленький человек

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 4.] Без политики

справа сильно обнажена. Платье, а с ним и белая маечка, спущены с правого плеча... Почти до пояса. Майка скомкана, и я решил, что порошочки (или что еще) где-то здесь. В потайном карманчике майки... В плечике... А то и просто в складке. - Даша... Я так долго хотел ее. Мысль моя угасла. Я даже не успел понять, как я оказался на Даше, алчно дыша духами ее шеи, елозя по лицу губами, а рукой пытаясь стянуть с ее бедер нечто вроде узкой повязки. А она знакомо хихикала - и так ловко отталкивала. Отбивалась... Нет-нет и рукой хлеща меня по лицу. Следовало бы еще выждать. (Пусть примет свой дозняк.) Но я... Но я... Мысль-то угасла... Стащить набедренную повязку почти удалось. Уже достаточно! Вот так!.. Я был готов. В самой боевой позе! Как вдруг она перестала меня отта

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 5.] Долгожители

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 6.] Могли ли демократы написать гимн

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 7.] Боржоми

аз молча? - Дразнишь? - Ладно, ладно. Что именно ты хочешь?.. Вгоню кол. Трахну. - Только не так вяло. Мы вышли в сад к колодцу. Уселись там на могучее бревно. Когда уже совсем-совсем стемнело... Курили медленно. Вика дурачилась, крутя и лаская мне ухо свободной от сигареты рукой. А я на прохладной колодезной крышке нащупал кружку. Крупная старомодная - на цепочке, конечно. Цепка длинная и нетяжелая. Кружка погружалась медленно. Можно было вести счет. Я сравнивал... Кружка уходила в глубину... А луна (на тот же счет) выходила из мглы. Я выпил половину этой огромной кружки. Глоток за глотком - не отрываясь глазами от ночного неба. От выползающего желтого светила. Когда вернулись к постели, я явно повеселел... Постель имеет свой почерк! При луне... Я легонь

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 8.] Коса - пока роса

ывая, старикан думал о высокой луне - этот желтый барабан вот-вот позовет... Неудержимо! Пятно заката уже с вечера обещало великолепное торжественное ночное небо. Слегка бредить - это приятно. Ему виделась сладкая нелепица: вдруг Аня придет сама. А почему нет?.. Ему как бы сверху (с небес) нашептывали, что поиск поиском и инстинкт инстинктом, но однажды его труды и страдания кончатся сами собой - получи награду! И это ж какая изысканная халява... Никаких мучений... Женщина в ночь придет сама. Он все же вздремнул. Коротко, по-стариковски поспал еще пять, ну, десять минут. Встал тихо-тихо: пора!.. Луна уже ждала. Он вышел в ночь, оглядывая огромное звездное небо, как нечто новое. "Я похож на спятившего", - думал Петр Петрович, наращивая шаг. И так легко, так за

Маканин Владимир / Простая истина

Маканин Владимир / Где сходилось небо с холмами

идцать пять, но не больше, когда однажды во время концертирования в Пскове, в перерыве после первого отделения, к нему подошел, точнее, подскочил некий человечек. - Здрасте, - радостно пискнул он; небольшого роста, с резкими преждевременными морщинами, он был из тех, кто все повторяет: здрасте, и вновь: здрасте, умиляясь и заглядывая в самые глаза, какой, мол, артист рядом. Он умилялся, млел, а Башилов отметил, что руки его дрожат. - Помните меня? - спрашивал он, но Башилов, конечно, не помнил, пока не было сказано, что это и есть Геннадий Кошелев, малоудачливый певец, притча во языцех в поселке. И конечно же Кошелев тоже узнал пианиста не по лицу, узнал по фамилии, по афише. - Такие вот наши судьбы. Вы уже большой музыкант, а я ничто, совсем ничто, - торопился сказать

Маканин Владимир / [Ключарев-роман 1.] Ключарев и алимушкин

Маканин Владимир / [Ключарев-роман 2.] Голубое и красное

ейчас я припомню... - И припоминать нечего, - язвила бабка Матрена. - Указ указом, а люди людьми. Тут они обе, а с ними и Мари, - все трое разом смолкли, потому что маленький Ключарев заворочался; он слез с печки и зашлепал босо по полу. "Жарко мне..." - повторял, а они на него, температурящего, кидались с объятиями. Уговаривая его никуда не ходить и полежать ("Милый ты мой, родной", - бубнила одна бабка, а другая бубнила: "Золотой ты мой, серебряный!"), они упрашивали еще и еды не есть, а выпить лекарство: пережди, милый, пережди, золотой, однако, как только он решительно хватал хлеб, кружку молока, яйцо, они ничего поделать не могли, неспособные отнять кусок в голодное время. Одна перед другой они только и суетились, чтобы выпил он доморощенное лекарство, отвар трав