Книги в электронном виде

Семенов Юлиан / Горение

- Будете еще баловать, дурни? Повинитесь - прощу! Чего молчишь, Пилипченко? Ты самый молодой, в тебе стыд есть - отвечай! - Так, барин, мы не со злобы... Дали б по-божески хлеба - разве б рука поднялась? Дети с голоду мрут... - От неблагодарные, - услужливо покрутил головой офицер. - А ну, скидай порты! - Баб-то уберите, - попросил старик. - Срамно при бабах-то, барин. - А бунтовать не срамно?! - пропел офицер и скомандовал городовым: - Ну-ка, молодого первым! - Пилипченко, - подсказал помещик. - Пилипченка берите! Схватили парня, бросили на козлы, взвизгнул шомпол, окровенил кожу, тонко закричал Пилипченко: - Да за что ж, барин! Старик сказал: - Детишек хошь бы увели, грех это им смотреть, ваше благородие... Офицер длинно сплюнул - унтерство с

Семенов Юлиан / Дипломатический агент

ставили на карту. И вдруг Иван почувствовал острую зависть к ним, к этим людям - подвижникам страстного поиска, мужественным разведчикам неведомых песчаных троп. Купец, торгаш, казалось бы, а сколько видит на пути своем! Как много постигает! Сколь многое переоценивает заново! Для него пустыня тоже начинается сразу, и он уходит в неведомое, простившись с привычным. "За песком, за пустыней, что начинается сразу, - думал Иван, покусывая горький стебелек полыни, - за тем песком - жизнь, о которой я лишь слыхивал от маменьки, читавшей мне сказки перед сном. За тем песком - жизнь яркая, словно халаты купцов восточных, острая, как специи, привозимые ими". Степь, озаренная белым светом луны, казалась неживой. "Бежав туда, - думал Иван, - я теряю многое. Но за всякой пот

Семенов Юлиан / Дунечка и Никита

дем в зоопарк? - сказал Никита. Дунечка запрыгала на одной ножке. Глаза ее засветились и стали, как у Нади, круглыми. - А потом? - спросила Дунечка. - А потом суп с котом. - С тобой? - Почему со мной? - Ты же кот. Цып-цып, - передразнила Дунечка лысого актера, - мамочка, меня котик хочет съесть. - Дуньк, ты Аню помнишь? - Такая волосатая? - Сама ты волосатая. - Помню. Она со мной играла в дочки-матери. - Как она тебе? - Красивая. Я люблю женщин на каблучках. В зоопарке они пошли сначала в обезьянник. Дунечка долго молча рассматривала громадных самцов орангутангов, а потом спросила, смущенно отвернувшись: - Никита, а что это у них там, а? Никита сел на пол. Служитель сказал:

Семенов Юлиан / Испания

свою Брет с Педро Ромеро, а на самом деле никакого отеля "Монтана" не было, а был маленький пансион на углу улиц Алкала и Сан Эронимо. Здесь, в этом маленьком пансионе, где жили вышедшие из моды матадоры, священники и студенты, молодой Старик снимал маленькую комнату и писал в баре, что был на первом этаже, потому что в его каморке стояло лишь колченогое трюмо - стола не было, и в течение трех месяцев терпел обиды от постояльцев, которые издевались - но не очень злобно - над чудовищным испанским этого длинного "инглез", а потом, по прошествии трех месяцев, во время которых молодой Хэм каждый день прочитывал все мадридские газеты, говорил с людьми на улицах, слушал речь матадоров, - он стукнул кулаком по столу, когда шутить по его адресу стали особенно солоно, и на хорошем мадри

Семенов Юлиан / Красная земля Испании

жим. Один Франко молчал, никак не объясняя свою позицию. После начала мятежа были проведены две молниеносные операции. Первая была приурочена к тем дням, когда по дороге из Португалии в Бургос в самолете сгорел "главком" Санхурхо. (До сих пор не выяснены обстоятельства его гибели. Впрочем, когда человек гибнет "слишком уж ко времени", выдвигается много версий, но одна - главная, истинная - никогда не оказывается обнародованной.) Франко сумел так организовать настроение заговорщиков, что Капо де Льяно был отведен от претендентства на пост верховного главнокомандующего. Франко через своих людей смог напомнить военным, что именно этот молодой генерал принимал участие в борьбе против монархии. Следующей была отведена кандидатура генерала Мола: Франко напомнил, что именно М

Семенов Юлиан / Кто дерзнет сказать, что солнце лживо?

иноград - самый вкусный, декабрьский. На улицах россыпи персиков, ананасов, яблок. Вдоль многокилометровой набережной Мопочи выстроились тысячи маленьких лоточков и лавочек, в которых шумные и веселые торговцы продают подарки к Рождеству: медные колокольчики с изумительным нежным звоном; чеканные маски, портреты Че Гевары, выбитые в тяжелой, черной меди; какие-то диковинные ракушки, деревянные поделки с острова Пасхи. Рождественский базар шумит, радуется, поет, танцует, визжит, хохочет. Газеты продолжают комментировать митинг в поддержку правительства Народного единства. "Меркурио", никогда не работающая "лобово", так сверстала первую полосу: огромный портрет Никсона на Бермудах; он идет, окруженный журналистами, и броская шапка - сообщение о девальвации доллара. Внизу значи

Семенов Юлиан / Лицом к лицу

у, которым в Париже несть числа. Ни одна газета не начинает массированной атаки на алкоголь. Почему? Да потому, что алкогольное лобби невероятно сильно, барыши, получаемые магнатами-виноделами и продавцами аперитивов, ошеломляющи, любая попытка прессы, по-настоящему думающей о будущем французов, поднять эту проблему будет погашена, изничтожена на корню; профинансируют производство комикса или комедии, пригласят лучших актеров, которые стоят миллионы, наймут самых выдающихся композиторов и драматургов - те докажут, причем не сухо, лекционно, а о б р а з а м и, которые всегда сильнее словес, пусть самых правильных и путающих, - алкоголь нужен, он приятен, он дает истинный "рилакс". Социологи - в той же Франции - высчитали, что росту преступности способствует нынешнее градостро

Семенов Юлиан / Межконтинентальный узел

вления кадров долго листал личное дело Иванова, потом закурил "Приму" и задумчиво заметил: - Знаете, товарищ Славин, честно говоря, этого человека я не понимаю... Да, все говорят, талантлив, да, пашет за двоих, но моральный облик... - То есть? - С женою не живет, снимает где-то квартиру, женщины вокруг него вьются, как мошкара; застолья, тяга к светской жизни, понижаете ли: зимой горные лыжи, летом водные, заигрывание с молодыми, кто только-только начал делать первые шаги в науке... А выступления на собраниях? Крушит вс„ и всех, как слон в лавке, никаких авторитетов... А ведь ему не сорок, а пятьдесят семь, пора б остепениться... Славин осмотрел кадровика: в черном костюме, галстук тоже черный, повязан неуклюжим треугольником; рубашка туго накрахмалена, поэтому - и

Семенов Юлиан / Ненаписанные романы

мольный одних врагов народа привел?! Кто?! Мы?! Ночью комдива и еще семерых военных вызвали по списку. - Прощай, браток, - сказал он Илье и дал ему мундштучок, который не выпускал изо рта. - Нас ведут кончать. И тебя кончат, если не признаешься в какой дури... Соглашайся на то, что Климента Ефремовича критиковал, шутковал над ним, но только дай им что-нибудь... Я поздно это понял - чего с меня взять, троцкист долбаный, дурак: ...Через три месяца Илья признался, что однажды слышал антисоветский анекдот в трамвае, рассказывал старик в очках, с родинкой на носу, увижу где - сразу на него укажу, виноват, что не задержал на месте, потерял бдительность, готов отвечать по всей строгости закона. Решением особого совещания ему дали пять лет, и он был этапирован во Владив

Семенов Юлиан / Огарева, 6

гда снимали эпизод неподалеку от ресторана "Эшеры". Много машин останавливалось: все интересуются кино... Вот он, Кешалава, видите? А мне как раз надо было сделать повторное фото Леночки - гримеры с ее прической совсем заврались. То она в кадре с косой была, а то оказалась с завивкой. Снимаем-то как? Сначала играем финал, а потом начинаем снимать начало. Без моих снимков каждой сцены можно все забыть, все напутать, а потом как фильм склеивать? Костенко снова посмотрел на портреты Кешалавы, которые ему сделал Рыбин, и сказал: - Похож, а? Так ухватить. Молодец ваш художник. Вы эту пленочку мне дадите часа на два, ладно? - Хорошо. - И не надо никому говорить, что мы с вами тут Кешалаву нашли. - Понятно. - Ай да художник, - повто

Семенов Юлиан / Он убил меня под Луанг-Прабангом

оплевали все лопатки". На столе, аккуратно скрепленные зажимом, лежали счета - за свет и от портного. Эд почесал затылок, бухнулся на тахту и стащил с себя мокрую рубашку. Вошла Сара. Она присела рядом с ним. На ней была коротенькая серая туника. "Завтра поеду к Тому Маффи, - думал Эд, - он любит резкий и категоричный стиль. Его газета это может взять. Тогда я хотя бы расплачусь с долгом, тогда еще можно будет выкрутиться..." Сара прилегла рядом с ним и стала целовать его плечи и грудь. Глаза ее были полузакрыты, а красивые пальцы сжимали шею Эда. Она знала, что он очень любил по ночам, когда она гладила его шею - сильно гладила своими длинными нежными пальцами. - Подожди, Сара, - сказал он, отодвигаясь. - Откуда там счет на девяност

Семенов Юлиан / Отметить день белым камешком

- Утром учится, а вечером и ночью здесь. Жить ему негде, он приезжий, из Хиросимы, родители бедны, стипендии нет, поэтому он устроился сюда на работу. Хозяин здесь меценат, он дает ему и койку. Так что парень может отдохнуть - после двух ночи и до шести утра. Каждого посетителя, который входит, служащие ресторанчика встречают громким, обязательным в Японии возгласом радости. Названия блюд написаны на старинных длинных деревянных табличках, развешанных на закопченных стенах. Табличками официанты ловко играют - словно кастаньетами. Я сказал Накамото о японском "врожденном артистизме". Он снова посмеялся: - Так ведь все служащие ресторанчика или актеры, или студенты театральных училищ. Подошли два режиссера из "новой волны" - Кобо и Эйнасике. Их бога зовут Фрейд