Книги в электронном виде

Лесков Николай Семенович / Голос природы

Лесков Николай Семенович / Загадочное происшествие в сумасшедшем доме

Лесков Николай Семенович / Интересные мужчины

и не так живы и веселы, как полковник вправе был ожидать по тому, что узнал о тронувших его наших сборах, и он это заметил, - он окинул своими желтыми глазами комнату и остановил их на постороннем человеке. - Кто этот господин? - спросил он тихо. Ротмистр ему отвечал еще тише и сейчас же в коротких словах передал нашу смутительную историю. - Какая гадость! - воскликнул полковник. - И чем же это кончено, или до сих пор еще не кончено? - Мы все заставили его нас обыскать, и к вашему приходу остался необысканным только один корнет N. - Так кончайте это! - сказал полковник и сел на стул посреди комнаты. - Корнет N, ваша очередь раздеться, - позвал ротмистр. Саша стоял у окна со сложенными на груди руками и ничего не отвечал, но и не трогался с м

Лесков Николай Семенович / Таинственные предвестия

настроению. Ими не руководили никакие другие соображения, кроме тонкой деликатности, столь много свойственной женщинам французской крови, которых было много в этой артистической компании, и они своим мягким влиянием давали тон всей группе. Они не хотели отказаться от возможности осмотреть Валаам, для чего выехали большою компанией после больших и довольно сложных сборов, но хотели сделать это как можно незаметнее для настигших их внезапно попутчиков, и для этого как можно скорее стушеваться и, если можно, совсем скрыться с их глаз. На пароходе под митрополичьим флагом ими теперь тоже не занимались, потому что свежее впечатление, охватившее всех вчера в начале плавания, теперь уже притупело после ночи, не совсем удобно проведенной в коневецких помещениях; да и прито

Лесков Николай Семенович / Совместители

его супруга. А потому, когда Канкрин, считая себя совершенно уединенным с Марьей Степановной, целовал ее пальчик в знак восстановления чего-то "прежнего", - Иван Павлович, стоя за дверью с шампанскою бутылкою, придерживал подрезанную пробку, чтобы она не хлопнула ранее, чем разговор будет кончен. Он явился с вином как раз вовремя и кстати, когда все нужное уже было сказано. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Иван Павлович, при всей его малозначительности для такого несомненно большого человека, как граф Канкрин, сделался тем, что был какой-то сомнительный дух, вызванный из какой-то бездны словом очень неосторожного аскета. Выскочил Иван Павлович перед графом из-под уборного стола неожиданно, как гороховый росток из пупа индийского дервиша, которого описывает бо

Лесков Николай Семенович / Старинные психопаты

те ему, хлопци, еще десять плетюганов за Мыколу, да двадцать пьять за святого Юрка, щобы не дерзал их трогать. И несчастного еврейчика, конечно, отвели, куда надо, и задали ему все, что было назначено за обман, - с прибавкою тридцати пяти ударов за неуместное, по мнению Вишневского, ласкательство к Николе и к св. Георгию, - причем и тут тоже честь этих двух святых не была сравнена, а за Николу давалось только десять "плетюганов", тогда как за св. Юрия двадцать пять. Разумеется, это делалось неспроста, а по большему почтению и любви к св. Юрию. - Бо се, выбачайте, - наш, русський, а не з московьской стороны. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Упомянув не раз, что Степан Иванович отдавал видимый преферанс тому, что исходило "не з стороны московьской", я должен пре

Лесков Николай Семенович / Умершее сословие

Лесков Николай Семенович / Инженеры бессребреники

скривя губы, говорил: - Веруй, а не испытуй. Верующему приложится, а у испытующего отнимется. Все здраво рассуждавшие люди знали, что надо верить, и верили. За это им и давалось по вере их. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Когда вошел в казначейскую комнату Николай Фермор, "косоротый" придержал его, пока два случившиеся здесь офицера вышли, а потом предложил ему для учинения расписки казенную книгу, а когда тот расписался в получении следовавших ему казенных денег (кажется, что-то около сорока рублей), тогда казначей подал ему эти деньги и затем, спустя левую руку в стоявшую возле него корзину, подал пачку ассигнаций, перетянутую желтою бумажною полоской. Положив эту пачку на стол рядом с отсчитанным казенным жалованьем, "косоротый" черкнул у себя в тетра

Лесков Николай Семенович / Пигмей

Лесков Николай Семенович / Русский демократ в польше

Лесков Николай Семенович / Синодальный философ

которую разыграла шаловливая смолянка тридцатых годов. Египетская дама действовала в примитивной простоте, - сама лично своею особою, а эта с удивительною прихотливостью добилась, чтобы синодальный секретарь был отдан ей на жертву руками собственного ее высокопоставленного мужа и генерала Капцевича, которых она столь ослепила своею мнимою наивностью и чистотою, что они стали смотреть на целомудрие, соответствовавшее званию синодального чиновника, как на непозволительное невежество перед достойною уважения светской дамой, и самым угрожающим образом толкали его на путь, его недостойный. Исмайлов является в таком ужасном положении, что с одной стороны его ждут сети дамы, к которой можно применить стих Байрона: Весталка по пояс, а с пояса Кентавр, а

Ван Ластбадер Эрик / [Николас Линнер 1.] Ниндзя

асмешки. - Что ты хочешь знать, Жюстина? - мягко спросил Николас. - Ты боишься, что я тебе не скажу? - Нет. - Она покачала головой. - Я боюсь, что ты скажешь. - Ее пальцы перебирали покрывало, словно струны арфы, - Я хочу этого - и не хочу. Николас уже собирался сказать с улыбкой, что все это не так важно, как вдруг почувствовал, что это действительно важно; он понял, о чем она говорила. Он подошел к ней поближе. - Здесь нас только двое, Жюстина. - Я знаю. Но в ее словах не было уверенности; словно маленькая девочка, она хотела, чтобы кто-нибудь подтвердил что-то очень важное для нее. Почувствовав, что хрупкое равновесие их встречи может вот-вот нарушиться, Жюстина встала и отошла к большому окну в прот