Книги в электронном виде

Эрно Анни / Обыкновенная страсть

ядом с кафе. Я скатилась вниз по лестнице, истошно крича: "Помогите!" В подземных сумерках я увидела, что отец крепко держит мать - не то за плечи, не то за шею. А в другой руке у него огромный секач для обрубания веток - отец вырвал его из колоды, в которую тот был всажен. Еще помню только крики и рыдания. Затем мы все трое - уже на кухне. Отец сидит возле окна, мать стоит у плиты, а я примостилась на нижней ступеньке лестницы. Я плачу и никак не могу остановиться. Отец еще не пришел в себя, руки у него дрожат и голос по-прежнему чужой. И он все повторяет: "Ну, что ты плачешь, я же тебе ничего не сделал". Помню, как я отвечаю ему: "Я из-за тебя свихнусь на всю жизнь". А мать говорит: "Ну, все, все." Позже мы втроем едем прогуляться за город на велосипе

Эрчер Джейн / Родники любви

ко повернувшись, взбешенная, она посмотрела на него. - И откуда в тебе столько высокомерия? Ты не имеешь права вмешиваться ни в мою жизнь, ни в мои дела. Наверное, Джой Мари от тебя и сбежала, потому что ты все время командовал. Он нахмурился. В нем тоже закипала злость. - Джой Мари - самостоятельная женщина, и всегда такой была. Ее никто не держал. - Не сомневаюсь. Всякая нормальная женщина станет с тобой самостоятельной. Повернувшись, она выскочила из кафе. За спиной послышались его шаги. К счастью, "Любовные снадобья" располагались прямо через улицу, а дома она будет в безопасности. Она бросилась через Декатур Стрит, но у двери он догнал ее и обнял. В тени балкона он крепко прижал ее к себе. Она чувствовала его сил

Эсмонд Хэрриэт / Обретенная любовь

разу станет веселее. Дебора поднялась наверх. К платью она выбрала серьги, доставшиеся ей от матери. В спешке она уронила одну из них, и та закатилась в щель между половицами. Дебора нагнулась, чтобы поднять ее. К стене щель расширялась, и Дебора заметила там какой-то предмет. Заинтересованная, она протянула руку. Дебора тотчас узнала украшение - последний подарок отца ко дню рождения Беатрис, маленькая брошь, которую она сама купила недалеко от Мариенбада. Отец тогда доверил ей выбор подарка. Это было немногим меньше шести месяцев назад. Совершенно отчетливо Дебора вспомнила, как сэр Рэнделл в вечер ее приезда сказал, что Беатрис уже год, как не появлялась в Сэксволд-холле. Возможно, в волнении она что-нибудь перепутала. Задумчиво Дебо

Зубакин Юрий / История Фэндома 1-2

ния повести". Аналогичный разбор хода работы над историческим романом "Таис Афинская" вылился в оценку отношения к реально существовавшим в тот исторический период лицам, к хронологическому срезу малоизвестного слоя древней культуры, который Ефремов моделирует со смелостью писателя-фантаста и воссоздает со скрупулезностью ученого-палеонтолога. Самоанализ переходит в беспристрастную литературоведческую характеристику всего собственного творчества. Hе ошибусь, если стану утверждать: немногие из писателей способны на подобную автографию! "Москва, 25 мая 1971. Дмитревскому. Вот и приступил я к последней главе "Таис", которая называется "Афродита Амбологера", т. е. Афродита "Отвращающая Старость". Всего получается около 14 листов - как раз размер "Ойкумены" (без Баурд

Близнец И.А. / Интеллектуальная собственность и закон. Теоритические в

ать созданию культурных ценностей, обеспечивать сохранение и распространение культурного наследия, гарантировать охрану того хрупкого мира, в котором живут идеи. Идеи, однажды появившись, могут служить бесконечное время бесконечному числу людей. Проблема заключается в том, чтобы создать условия, которые позволят им появиться. Исследование "пространства мышления", "структуры сознания" современного человека делает очевидным непонимание и нежелание понимать, что за творческий труд нужно платить, тем самым создавая возможность для занятия таким трудом, что "старые", уже созданные произведения нуждаются в правовой защите прежде всего для того, чтобы создавались новые. В этой области современное общество, как представляется,

герцен Александр Иванович / Былое и думы

Остановка перед Москвой дразнила меня, оскорбляла; я был в положении человека, сидящего на последней станции без лошадей! В сущности, это был чуть ли не самый "чистый, самый серьезный период оканчивавшейся юности" 23. И скучал-то я тогда светло и счастливо, как дети скучают накануне (27) праздника или дня рождения. Всякий1 день приходили письма, писанные мелким шрифтом; я был горд и счастлив ими, я ими рос. Тем не менее разлука мучила, и я не знал, за что приняться, чтоб поскорее протолкнуть эту вечность - каких-нибудь четырех месяцев... Я послушался данного мне совета и стал на досуге записывать мои воспоминания о Крутицах, о Вятке. Три тетрадки были написаны... потом прошедшее потонуло в свете настоящего. В 1840 Белинский прочел их, он

Гончаров Иван Александрович / Обрыв

ит: что же нужно, во-вторых? - Во-вторых, нужно... Он встал, заглянул в гостиную, подошел тихо к ней и тихо, но внятно сказал: - Любить! - Voila le grand mot {Вот оно, великое слово! (фр.)}! - насмешливо заметила она. Оба молчали. - Вы, кажется, и их упрекали, зачем они не любят, - с улыбкой прибавила она, показав головой к гостиной на теток. Райский махнул с досадой на теток рукой. - Вы будто лучше теток, кузина? - возразил он. - Только они стары, больны, а вы прекрасны, блистательны, ослепительны... - Merci, merci, - нетерпеливо перебила она с своей обыкновенной, как будто застывшей улыбкой. - Что же вы не спросите меня, кузина, что значит любить, как я понимаю любовь? - Зачем? Мне не нужно это

Гончаров Иван Александрович / Обыкновенная история

бром поминаем и бога молим..." - Что за дичь? От кого это? - сказал Петр Иваныч, поглядев на подпись. - Василий Заезжалов! Заезжалов - хоть убей - не помню. Чего он хочет от меня? И стал читать дальше. "А моя покорнейшая просьба и докука к вам - не откажите, батюшка., вам в Петербурге не то, что нам, здешним, чай, все известно и все свое да родное. Навязалось на меня проклятое тяжебное дело, да вот седьмой год и с шеи не могу спихнуть: изволите помнить лесишко, что в двух верстах от моей деревушки? Палата сделала ошибку в купчей, а противник мой, Медведев, и уперся на нее: пункт, говорит, фальшивый, да и только. Медведев тот самый, что в ваших дачах все без спросу рыбу ловил; покойник батюшка ваш гонял его и срамил, хотел на своеволи

Горький Максим / Мать

спокойнее. Являлись и еще люди из города, чаще других - высокая стройная барышня с огромными глазами на худом, бледном лице. Ее звали Сашенька. В ее походке и движениях было что-то мужское, она сердито хмурила густые темные брови, а когда говорила - тонкие ноздри ее прямого носа вздрагивали. Сашенька первая сказала громко и резко: - Мы - социалисты... Когда мать услыхала это слово, она в молчаливом испуге уставилась в лицо барышни. Она слышала, что социалисты убили царя. Это было во дни ее молодости; тогда говорили, что помещики, желая отомстить царю за то, что он освободил крестьян, дали зарок не стричь себе волос до поры, пока они не убьют его, за это их и назвали социалистами. И теперь она не могла понять - почему же социалист сын ее

Горький Максим / Фома Гордеев

а действительности уже ревностно рвала красивую паутину чудесного, сквозь которую мальчик смотрел на всё вокруг него. Случай с лоцманом и машинистом направил внимание мальчика на окружающее глаза Фомы стали зорче: в них явилась сознательная пытливость, и в его вопросах отцу зазвучало стремление понять, -- какие нити и пружины управляют действиями людей? Однажды пред ним разыгралась такая сцена: матросы носили дрова, и один из них, молодой, кудрявый и веселый Ефим, проходя с носилками по палубе парохода, громко и сердито говорил: -- Нет, уж это без всякой совести! Не было у меня такого уговору, чтобы дрова таскать. Матрос -- ну, стало быть, дело твое ясное!.. А чтобы еще и дрова... спасибо! Это значит -- драть с меня ту шкуру, которой я не продал... Это

Достоевский Федор / Зимние заметки о летних впечатлениях

абудет. Он даже и не молчит теперь, напротив, только он и говорит. Ему и книги в руки... Но что об нем. Я заговорил об них об всех, что ищут отрадного уголка в Европе, и, право, я думал, что им там лучше. А между тем на их лицах такая тоска... Бедненькие! И что за всегдашнее в них беспокойство, что за болезненная, тоскливая подвижность! Все они ходят с гидами и жадно бросаются в каждом городе смотреть редкости и, право, точно по обязанности, точно службу продолжают отечественную: не пропустят ни одного дворца о трех окнах, если только он означен в гиде, ни одного бургомистерского дома, чрезвычайно похожего на самый обыкновенный московский или петербургский дом; глазеют на говядину Рубенса и верят, что это три грации, потому что так велено верить

Достоевский Федор / Идиот

не приглашаю. Позвольте еще, князь, чтоб уж разом все разъяснить: так как вот мы сейчас договорились, что насчет родственности между нами и слова не может быть, - хотя мне, разумеется, весьма было бы лестно, - то, стало быть... - То, стало быть, вставать и уходить? - приподнялся князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. - И вот, ей богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Что ж, может быть оно так и надо... Да и тогда мне тоже на письмо не ответили... Ну, прощайте и извините, что обеспокоил. Взгляд князя был до того ласков в эту минуту, а