Книги в электронном виде

Азольский Анатолий / Лопушок

о в научных журналах знает весь Гороховей; что подательница сего письма Галочка Костандик существо удивительное: не обладая обширными знаниями, она тем не менее умна и проницательна; что для славы средней школы No 1 города Гороховея ему, Андрею, надлежит подготовить Галю к поступлению в институт; что... Дочитывать он не стал. Одно ясно: проницательная Галочка родителей -- облапошила, иначе бы не хлопотали педагоги, устраивая судьбу гадкой девчонки, которая сейчас мурлыкала и щебетала сразу, обнимая и расцеловывая тетку. Сбросила с ног туфли на непривычном высоком каблуке, вошла в комнату Андрея, согнула в локтях руки, уцепилась пальчиками за верх крепдешинового платья и по-змеиному повела спиной, бедрами, плечами, словно хотела в

Азольский Анатолий / Облдрамтеатр

е на пенсию бывалые розыскники, самый молодой он -- всего двухлетний стаж следственной работы, зато -- в пекле, в очаге, в логове преступности: Нижнеузенский район славился разгулом и разбоем, пожарами и поножовщиной, убийствами ни за что ни про что, случился однажды казус, для которого не нашлось графы в отчетности: похищение ребенка с целью выкупа. Достойные люди, спору нет, да только применения им не найдется. Вчера отбыл в столицу первый секретарь обкома (Мишина, сообщая о сем, важно поджала губки, будто знает много больше того, что говорит), то ли вызванный "на ковер", то ли на сезонный доклад об урожае, но не избежать ему там вопроса: а как в области с общественным порядком накануне семидесятилетия? А порядка-то и нет, за полтора часа до вылета сам

Азольский Анатолий / Степан Сергеич

брючный ремень и -- по недоразумению, конечно, снятые -- погоны, вывели из камеры и приказали идти домой и там уж дожидаться решения командования. Было это под утро, трамваи еще не ходили, да и ни копеечки денег не оказалось в кармане. Больные, измученные глаза Кати встретили Степана Сергеича дома, и по глазам ее он понял, что дела его плохи, очень плохи, и даже срочно покинувший госпиталь Набоков не спасет его. Под суд офицерской чести -- таково было единодушное мнение комиссии, и полковник Набоков подписал приказ. На суде Шелагину припомнили все прегрешения. Набоков вывозил его как мог, попросил рассказать, как воевал комбат в Венгрии, в Манчжурии. Степан Сергеич потупился и сказал, что и воевать-то он не воевал, всего в пятнадцат

Акимов Игорь / Легенда о малом гарнизоне

куда-то изнутри, из сокровеннейших тайников крови, и диктовало древнее, скифское, славянское средство, достойный ответ при любых невзгодах: гордость и презрение. Над ними можно было измываться, их можно было истязать, резать, колоть, убивать даже... Живые люди, конечно же, их можно было убить. Но унизить - уже было невозможно. Они и сами еще не знали этого (сознание неторопливо!), но в лицах, в глазах это уже было написано. Это было так явно, что даже фельдфебель это почувствовал, хотя и не понял, в чем дело. Но ему стало не по себе. Он отступил на шаг, еще отступил, сморщился и сказал: "Ну-ну, я вот погляжу, как вы работать будете... а то разговоры да вопросы... у меня разговор короткий..." Он попытался презрительно улыбнут

Алейхем Шолом / Рассказы

Алейхем Шолом / С ярмарки (с предисловиями автора и критиков)

двора - живите себе сто двадцать лет без меня! Но Серко был не таков. Зная, что ему грозит смерть, он и то не ушел бы. Здесь он родился, здесь и околеет. Тем более что у него были такие зас- тупники, как хозяйские дети. Он снискал расположение в их глазах, хотя Фрума всячески и старалась его опозорить. Многие собаки позавидовали бы харчам и обращению с ним ребят. Они выносили ему в карманах все, что могли найти самого лучшего и самого вкусного в доме. Понятно, тайком, чтобы никто не видел и даже не заподозрил, потому что это могло плохо кончиться и для детей и для собаки. Серко точно определял время завтра- ка, обеда и ужина и высматривал, когда ему вынесут лакомый кусочек. Он даже знал, что у кого в кармане, и тыкался туда мордой. Мудрая собака! А фок

Алейхем Шолом / Тевье-молочник

н -- об Одессе, о Егупце, о том, что он уже раз десять бывал "и на коне и под конем", нынче богач, завтра -- нищий, потом снова при деньгах и опять бедняк... Занимался такими делами, о которых я сроду и не слыхивал, дикими какими-то, несуразными: "гос" и "бес", "акции-шмакции". "Потивилов", "Мальцев-Шмальцев" -- бог его ведает! А счет ведется прямо-таки сумасшедший -- десять тысяч, двадцать тысяч... Деньги -- что щепки! -- Скажу тебе по правде, Менахем-Мендл, -- говорю я ему, -- то, что ты рассказываешь о своих диковинных делах, -- это, конечно, ловкости требует, уметь надо... Но одно мне не совсем понятно: насколько я знаю твою супружницу, меня очень удивляет, что она позволяет тебе эдак носиться и не приезжает к тебе верхом на метле...

Алексеев Вячеслав / Из записок геолога

Алексеев Г. / Зеленые берега

ть. Его взгляд провожают столбы. Провожают и вроде бы охраняют. В картине покой и тишина. Полный покой и мертвая тишина. Временами, правда, занавески чуть колышутся - оттуда, из беско- нечности, веет легкий ветерок. Но вообще-то - покой и тишина. Признаться, бывают минуты, когда я начинаю путать себя с этим челове- ком. Тогда мне кажется, что это я стою там, в картине, у окна под зана- весками, а безухий сидит в кресле и глядит на меня с ухмылкой. Чтобы удостовериться в обратном, я ощупываю свои уши. И всякий раз, слава бо- гу, они оказываются на месте. Но я ничуть не уверен, что так будет и впредь. - А еще кто-нибудь звонил?! - кричу я маме, которая бренчит посудой на кухне. - Да, звонили. - Мама появляется в дверях, вытирая руки о фартук. Он линялы

Алексеев И. / Любовь к живым цветам, рассказ

Алексеев Максим / Ну?!

угубо бдительно". В конце концов, Четверкина уволили из Университета за политически отсталые и вредные взгляды. Буржуазную профессуру обязали сдавать экзамен по диамату. Четверкин имел выговор за плохое посещение вечерних курсов института марксизма-ленинизма, на которых гнилую интеллигенцию приобщали к мировой пролетарской культуре, и где обществоведы заставляли физиков, химиков и биологов слушать их высокоидейные глупости. Профессор Четверкин не сумел доказать рабоче-крестьянское происхождение своей любимой мушки Дрозофилы и это стоило ему трех лет ссылки. Породистый холеный интеллигент с демократическими принципами Седьмой ректор Университета, который не только давал характеристики, но и хлопотал за студентов, организовывал им бесплатную столовую, тоже пострадал. Он не указал,

Алешковский П. / Седьмой чемоданчик

ица держала в руках бидончик. Две склонившиеся друг к другу женские фигуры, казалось, вели безмолвный разговор - в их позах были печаль и тайна, я не решился к ним подойти. Обойдя женщин стороной, я спустился к реке. Хрупкая и легкая хозяйская дочка стояла на коленях на мостике - пускала кораблики из кленовых листьев. Сгибала их пополам, сшивала стебельком, и получались тупоносые парусники. Узловатый ствол дерева, к которому цепляли лодку, в точности повторял линию ее наклона. Рядом с ней он казался массивным и грубым. - Настька! - позвал я. Она вскочила с колен и отряхнула платьице от невидимой пыли. - Сколько лет уже нет Бобров? - Мама говорила, последний дом сгорел за год до моего рождения. Мы поднялись на высокий берег к их дому. Едва увидев меня, хозяйка запричитала: -