Книги в электронном виде

Фаулз Джон / Башня из черного дерева

-- Она умница, Уильямс. Не заблуждайтесь на ее счет. И воздержитесь от насмешек. -- Старик снова посмотрел на рисунок. -- Заслуживает лучшего. Без нее я бы не смог, правда. -- Уверен, что она и сама многому здесь учится. -- Знаете, что говорят люди? Старый распутник и тому подобное. Человек моих лет. Дэвид улыбнулся. -- Уже не говорят. Но Бресли, казалось, не слышал. -- А я плюю на это. Всегда плевал. Пусть думают что хотят. Повернувшись лицом к картине -- а Дэвид стоял рядом и смотрел на нее, -- он заговорил о старости и о том, что вопреки мнению молодежи воображение художника, его способность постижения с возрастом не атрофируются. Недостает ему только физических и моральных сил, чтобы осуществить задуманное

Федоровский Евгений / Посылка от Марта

покосился на них, помянул бога. Пихт похлопал его по плечу. -- Это неудачники, Альберт. А нам пока везет. Зейц остановил машину у бетонного одноэтажного здания с маленькими, словно бойницы, окнами. Служащий охраны козырнул офицерам. Вайдеман напряг занемевшее тело и, выпрямившись, вошел в здание. "Ну, теперь держись, раб божий!" Все трое прошли по темному коридору в самый конец и открыли тяжелую, обитую кожей дверь. Первое, что почувствовал Вайдеман, был тяжелый запах прокуренного кабинета. За клубами белого, плавающего в косых солнечных столбах дыма он разглядел костлявую фигуру профессора Зандлера. -- Вы поторопились, господа. Похвально, -- сказал Зандлер скрипучим голосом и пошел навстречу. Вайдеман почувствовал, ка

Филиппов Вадим / Мекин и...

искусством цитирования, где господствовала радость узнавания знакомых строк: так вот, эти беседы намного обошли японо-китайцев, поскольку иногда весь разговор был похож на огромную цитату из Беккета, и внешнему наблюдателю показался бы полной бессмыслицей. При этом сами собеседники укладывались спать, полностью удовлетворенные друг другом и содержательным обменом мнениями. Ближе к зиме жизнь замедлилась еще больше. Похолодало, и появилась необходимость топить. Мекин просыпался раньше всех, высовывал нос из-под теплого одеяла, радостно садился в постели - и рухал, закапываясь, обратно. В комнате стоял холод, а за дровами, естественно, надо было идти во двор - двумя возможными путями. Один, короткий, пролегал через свиной загон, другой - по тропинке вокруг всего дома со всевозм

Филиппов Леонид / Что-то вроде любви

ти добавки: то чистое, то - вдруг - постмодернистское. Да искусство ли это? Бывает ли оно отвлеченным, оторванным? Свободным? Никогда. Не одно так другое его связывает. А устремления художника - это, извините, дело другое. Хотеть, как говорится, полезно. Взять того же Пелевина. Совок высмеивал? Идеи индивидуализма нес? Социум отвергал? А о любви - притом еще о самой высшей - кто?.. Где же - отвлеченное?!? Не ответит автор. Разве что сошлется на великое - непререкаемое: <:Поет он для забавы, Без дальних умыслов, не ведает ни славы. Ни страха, ни надежд:> А что? Это ж не Пелевин сказал. Так что с него и взятки гладки - вон кто эту свободу творчества декларировал. А мы так, сами по себе: Можете нас не то что постмродернистами называть - а хоть воо

Фицджеральд Фрэнсис Скотт / Молодой богач

в гостиную, он непослушными руками наливал себе выпить, как вдруг дверь отворилась, и вошла его двоюродная сестра. - Послушай, Энсон, мне сказали, что Долли нездоровится, - начала она озабоченно. - Мне сказали... - Пустое, - перебил он ее, повысив голос, так, чтобы Долли могла его слышать из своей комнаты. - Просто она устала. Она уже легла. Долгое время после этого Энсон верил, что милостивый господь иногда вмешивается в человеческие дела. Но Долли Каргер, которая всю ночь пролежала без сна, вперив взгляд в потолок, с тех пор уже никогда ни во что не верила. VI Осенью, когда Долли вышла замуж, Энсон был в Лондоне, куда уехал по делам. Как и Паула, она вступила в брак неожиданно, но это подействовало на него иначе. Поначалу история показалась

Фицджеральд Фрэнсис Скотт / Великий Гэтсби

- сказала миссис Мак-Ки. - Прелесть. Миссис Уилсон отклонила комплимент, презрительно подняв брови. - Это такое старье, - сказала она. - Я его еще иногда надеваю, ну просто, когда мне все равно, как я выгляжу. - Нет, как хотите, а оно вам очень идет, - не уступала миссис Мак-Ки. - Если бы Честер мог снять вас в такой позе, я уверена, это было бы нечто. Мы все молча уставились на миссис Уилсон, а она, откинув со лба выбившуюся прядь, отвечала нам ослепительной улыбкой. Мистер Мак-Ки внимательно посмотрел на нее, склонив голову набок, потом протянул руку вперед, убрал и опять протянул вперед. - Я бы только дал другое освещение, - сказал он, помолчав немного. - Чтобы лучше выделить лепку лица. И я бы постарался, чтобы вся масса волос попала в кадр. - Вот уж нипочем

Фицджеральд Фрэнсис Скотт / Последний магнат

грязи, и мимо Стара потекли вереницей люди; каждый второй взглядывал на него, улыбался, говорил: "Привет, Монро... Здравствуйте, мистер Стар... мокрая выдалась ночка, мистер Стар... Монро... Монро... Стар... Стар... Стар". Он откликался, взмахивал рукой в ответ им, проходящим в сумраке, и это, я думаю, слегка напоминало встречу Императора со Старой Гвардией. У всякого мирка непременно свои герои, и Стар был герой киномира. Эти люди в большинстве своем работали здесь от начала, испытали великую встряску - приход эры звука - и три года кризиса, и Стар оберегал их от беды. Узы верности рвались теперь повсюду, у колоссов обнаруживались и крошились глиняные ноги; но Стар по-прежнему был их вожак, последний в своем роде. И они шли мимо, приветствуя его - как бы воздавая негромкую по

Фланнери О'К. / Рассказы

лись в мужскую уборную. Мистер Хед продемонстрировал охладитель для питьевой воды с таким видом, будто сам его изобрел, и показал Нелсону раковину с одним краном, где пассажиры чистят зубы. Они прошли еще несколько вагонов и попали в вагон-ресторан. Это был самый роскошный вагон в поезде - яично-желтые стены, вишневый ковер на полу. Окна над столиками были широкие, и в кофейниках и стаканах отражались в миниатюре большие куски проносящегося мимо пейзажа. Три очень черных негра в белых костюмах и передниках сновали по проходу с подносами и хлопотали вокруг завтракающих. Один из них подлетел к мистеру Хеду и, подняв два пальца, сказал: "Есть два места", - но мистер Хед громко ответил: - А мы поели перед отъездом. Официант был в очках, и от этого белки его гла

Фолкнер Уильям / Свет в августе

морокой. Такой, что его рассказам о себе веришь не больше, чем имени, которым он назвался, думал Байрон. Не было никаких оснований сомневаться, что его зовут Джо Браун. Но, глядя на него, человек понимал, что в какуюто мину- ту жизни глупость у такого достигает предела и он решает сменить имя и меняет его на Джо Браун, восторгаясь и ликуя так, словно он первый его изобрел. Все дело в том, что имя ему вообще было ни к чему. Никого оно не интересовало - точно так же, думал Байрон, как никого (по крайней ме- ре, из тех, кто носит брюки) не интересовало, откуда он прибыл, куда он отбудет и надолго ли здесь задержится. Ибо откуда бы он ни прибыл, где бы ни обретался раньше, всякому было ясно, что живет он на подножном корму, как пешая саранча. И занимается этим, казал

Фолкнер Уильям / Шум и ярость

а Кэдди. "Сейчас мокнут", сказал Ти-Пи. "Ты стой здесь, а я пойду ящик приво- локу, с него будет видно в окно. Сперва только бутылку кончим. Ух ты, от нее прямо хочется совой заухать". Мы допили. Ти-Пи втолкнул бутылку через решетку под дом и ушел. Мне слышно их в гостиной, я руками вцепился в стену. Ти-Пи тащит ящик. Упал, засмеялся. Лежит и смеется в траву. Встал, тащит ящик под окно. Удержи- вается, чтоб не смеяться. - Жуть, как горланить охота, - говорит Ти-Пи. - Залазь на ящик, пос- мотри, не началось там? - Еще не началось, - сказала Кэдди. - Музыкантов еще нет. - И не будет музыкантов, - сказала Фрони. - Много ты знаешь, - сказала Кэдди. - Что я знаю, то знаю, - сказала Фрони. - Ничего ты не знаешь, - сказала Кэдди. Подошла к дереву. - По

Фрид В.С. / 58 с половиной или записки лагерного придурка

уппу. (И когда бы только успел? Мы ведь с ней на том дне рождения только поздоровались и попроща- лись). Но через несколько дней она объявила, что это неправда, она Фрида оговорила - и следователь занес ее слова в протокол. А чуть погодя в новом протоколе появилось новое признание: "Я пыталась ввести следствие в заблуждение. Искренне раскаиваюсь в этом и подтверждаю свои первоначальные показания в отношении Фрида". Все это я прочитал, когда знакомился с делом при подписании 206-й - об окончании следствия. И подумал: бедная девочка! Зачем упиралась? Только лишнее унижение. Все равно - нажали посильней, заставили. Следователей должны были радовать такого рода завитки: они украшали дело, придавали ему правдоподобие. Так же, как обязатель-

Фридберг Иссак / Бег по пересеченному времени

разным талантом Гера отказывался, и, видимо, зря... Личные отношения капитализировались, начали приносить реальные доходы. Лишенный столичных корней, Гера оказался отторгнутым от среды обитания, превращение в автомобильного извозчика было логичным и необходимым финалом. Как часто бывает, ускорил развязку случай. Около Тишинского рынка Гера "подцепил" очередную клиентку. Возил ее по делам битых два часа, пока не оказался у очень знакомого дома на проспекте Мира. Дом населяли журналисты, артисты, художники. Геру здесь знали, надо было уносить ноги - он сплоховал, не сумел вывернуться, за что и был наказан. Известная телеведущая села в машину, облобызала поджидавшую ее клиентку - существовала, конечно, вероятность, что она Геру не узнает, давно не виделись. Неловкость состояла еще