Книги в электронном виде

Масодов Илья / Школа 1-4

ль, теряющий листву, она срывается с веток шурша, как тТмное пламя, и улетает вдаль. Она входит в дом, где никогда ещТ не была, отец сидит за столом, глядя перед собой, мать стоит у печки, лица у них желты в отсвете печного огня, кожа стянута, морщинясь на швах, чтобы сузить черты глаз, изогнуть тонкие носы, изобразить маски сухих листьев или птиц. Вот они какие на самом деле, думает Катя, теперь я знаю, они только притворялись другими. Она стоит на пороге и чувствует, что в комнате ещТ кто-то есть. В мазутных тенях по углам, куда не проникает свет огня. Кто-то прячется там и следит за ней. Кто это? От страха на глазах Кати выступают слТзы и корни волос шевелятся, будто по ним ползают крошечные черви. - Уходи, - шепчет ей кто-то, так тихо, что нельзя определить, откуда. - У

Масси Роберт / Николай и Александра: история любви, погубившей империю

его спокойных глазах, - отмечал великий князь. - Александр Александрович дал рукой знак Цесаревне, и они вышли вместе. Коляска двинулась, окруженная сотней донских казаков, которые скакали в боевой готовности, и их пики ярко блестели красным отблеском в последних лучах багрового мартовского заката". В своем манифесте, обнародованным в связи с восшествием на престол, Александр III объявил, что будет править "с верой во власть и право самодержавия". И все тринадцать лет своего царствования император правил Россией, руководствуясь принципами, разработанными Победоносцевым. В двадцать один год цесаревич был стройным юношей среднего роста, с квадратным, открытым лицом, унаследованным от отца, выразительными, как у матери глазами, и

Матвеев Андрей / Случайные имена

ть, она писала записку (собственно, из записки я и узнал о начале нового периода в нашей жизни), которую потом - после прочтения - тщательно сжигала на крохотном язычке пламени в большой и круглой стеклянной пепельнице, что стояла у нас на кухонном столе. Я не очень переживал, ведь две недели - не два года (но так мне казалось лишь тогда), это было даже забавно, будто я присутствовал при чрезвычайно увлекательной, немного инфернальной феерии, где быть зрителем намного приятнее, чем участником. Но когда подошел срок двум новым неделям (две через две, ритм оставшегося в прошлом года), она решила и меня вовлечь в эту кутерьму, на что я категорически отказался, чем вначале изумил ее, а потом как бы заставил взять на себя искупление еще и моих "грехов". Может, она стала сходить с

Мележ Иван / Рассказы

лечами, как котомки, были туго набиты травою. Поровнявшись с жнеями, женщины сошли с дороги и направились к Алене. - День добрый, Алена! День добрый, бабоньки! Мы к -вам, помочь. - Спасибо, - нс разгибаясь и не глядя на женщин, сквозь зубы ответила Маланья. Она еще что-то хотела сказать, но Лизавета перебила ее: - Да помогайте. Мы с радостью, когда к нам с добрым словом. Еще несколько жней из Алениной бригады на минуту оторвались от работы и подозвали колхозниц, чтобы шли жать рядом с ними. Женщины разош-лись по полю, приладились, где кому нравилось, и принялись за работу. Однообразно шуршат серпы, сухо шелестит ломкая солома ячменя. Алена задумалась и жнет не глядя, левой рукой захватывает горсть перешептывающихся стеблей и привычным движением пр

Мелихов Ал. / Во имя четыреста первого, или исповедь еврея

Но потом я подрос и начал добывать место среди своих, и наши с Муськой протискивания друг в друга кончились. А еще позже у нас появился маленький, но чрезвычайно энергичный пылесосик с надувающимся, как брюш- ко насосавшегося осьминога, черным мешком на заду. Когда пылесосик исте- рически взвывал, Муська забивалась за печку, и это казалось мне нас- только забавным, что я усиливал удовольствие, просовывая пылесос к самой ее мордочке. Муська вдавливалась в стену, а потом с гибельной храбростью вдруг начинала колотить лапами по маленькому чудовищу. И мне становилось еще забавней... А потом (Двадцатый съезд сработал?) нам дали новую квартиру - и Муська не снесла непривычных стен. Но какой же идиот стал бы считаться с мнением кошки: Америка для американцев, Евро

Мелихов Ал. / Горбатые атланты, или новый Дон Кишот

точно такой же, как вы, на девяносто девять и девятьсот девяносто девять ты- сячных процента и лишь на ничтожную, ничего не стоящую крупицу ориги- нальности отличаюсь от вас. Выберите среди вас самого тупого и добропо- рядочного, и я облобызаю его, как некий святой лобызал гнойные язвы про- каженного, а потом, подобно блудному сыну, припаду к стопам Колдунова - отца народа и хранителя равенства, то есть Нормы - главнейшей из свя- тынь. Пусть разнообразие - источник прогресса, зато Норма - источник стабильности и взаимопонимания. Источник Покоя, то есть счастья". Сабуров без всякого юродства сейчас предпочел бы, чтобы Аркаша был заурядным, но нормальным человеком. Но не из-за его ли, Сабурова, всег- дашнего презрения к посредственности Аркашу совсем не ин

Мерль Робер / Мальвиль

айти ответа. Лучше об этом вообще не думать. Но вот этото и не удается. Насколько нелепым было случившееся несчастье, настолько же было велико и желание осмыслить его. Три изуродованных тела привезли в "Семь Буков", и мы с Мену оставались при них, поджидая, пока приедут мои сестры. Мы не плакали и даже не разговаривали. Момо, забившись в угол, сидел на полу и на все обращенные к нему слова отвечал только "нет". Уже к ночи заржали лошади - Момо забыл накормить их. Мену взглянула на сына, но тот с диким видом только замотал головой. Я поднялся и пошел насыпать лошадям ячменя. Едва я успел вернуться в комнату к усопшим, как из главного города департамента приехали на машине мои сестры. Их поспешность меня несколько удивила, а еще б

Меррил Джудит / Если бы мать знала...

Мигунов А. / Веранда для ливней

Милицкий А. / Рассказы

донным, и вы прошли строем по Садовой, сами себе еще не веря, и у Смоленки все долго ошалело обнимались, и потом полезли в метро, а вы с Сережкой и Игорьком вышли на пустой, как зеркало, утренний Арбат, где только-только начали раскрываться окна. Вы шли втроем к Арбатской площади, и у Игорька в руке бился небольшой Андреевский флаг, надетый на увесистую арматурину, а в морды вам било поднимавшееся солнце, и оно же отсвечивало от открывающихся оконных стекол, а позади вас, шагах в двадцати, шла вдребадан пьяная девчонка, оравшая всем, кто выглядывал из окон: "Виктория! Виктория!" А потом вы взошли на пустую ленту длинного эскалатора в метро и стояли, тупо глядя перед собой красными своими глазами, а навстречу вам сплошным потоком несло народ, начинался р

Миллер Генри / Тихие дни в Клиши

Уроженка столицы, она была любовницей знаменитого поэта-сюрреалиста -- факт, о котором нам довелось узнать много позднее. Вскоре после знакомства мы столкнулись с ней при весьма странных обстоятельствах: застав ее разгуливающей в полном одиночестве вдоль линии оборонных укреплений. Иными словами, в месте мало подходящем -- и даже не на шутку подозрительном -- для прогулок в ночные 333 часы. С какой-то непонятной рассеянностью ответила она на наше приветствие. Казалось, она узнает наши лица, но начисто забыла, где и когда мы познакомились. И непохоже было, чтобы это ее сколько-нибудь занимало. Судя по всему, наше общество значило для нее ни больше ни меньше, нежели общество любого, кому случилось бы оказаться рядом. Она не сделала попытки завязать с нами разговор; напротив, ре

Миллер Генри / Тропик Козерога

маньяки, грызущие подвешенную наживку, как вальсирующие мыши, как морские свинки, как белки, как кролики, а многие и многие из них могли бы управлять миром и писать великие книги. Когда я думаю о некоторых персах, арабах, которых я знал, когда я думаю об обнаруженных ими качествах, их изяществе, нежности, уме, их святости, я плюю на белых завоевателей мира, дегенеративных британцев, свиноголовых немцев, самодовольных французов. Земля -- великое живое создание, планета, насыщенная людьми, живая планета, говорящая сама за себя, пусть запинаясь и заикаясь -- это не дом белой расы или дом черной расы или дом желтой или потерянной голубой расы, но это дом чело- 46 века, а все люди равны перед Господом и у всех свой шанс, если не сегодня, то через миллион лет. Коричневые братишки с Ф