Книги в электронном виде

Рогова О. / Богдан Хмельницкий

сам себе назначишь, ничего не пожалею. - Тысячу карбованцев и хутор у Черного Яра. - Прибавлю сверх этого пятьсот и вперед не оставлю. - Идет, - проговорил Дачевский, - только смотри, не обмани, пан. Я, ведь, пана знаю, не первый день знакомы. Что-ж, пан тогда на Марине женится? - спросил он, смотря на пана Данила не то с иронией, не то с ненавистью. - А уж это до тебя не касается, - надменно проговорил Чаплинский и вернулся к пирующим. - Надутая жаба! - пробормотал вслед Дачевский. - Охотнее я тебя самого бы упек! За столом, между тем, шел шумный разговор. Кто-то из гостей хвалил угодье Суботово, богатые пажити, прекрасные покосы и образцовый порядок в хозяйстве. - Как это все удается пану Богдану? - спроси

Романовский Владимир / Баллада о Хардангер-Фьорде

в тыльной стороной руки. Элизавет останавливается на расстоянии. МОНТГОМЕРИ. Больно. Хватается за сердце. Элизавет хмурится, некоторое время стоит на месте, потом идет к отцу. На ee лице - озавоченность. ЭЛИЗАБЕТ. Папа? Что случилось? (Встревоженно). Сердце? Она подходит совсем влизко. Монтгомери хватает ee за руку. МОНТГОИМЕРИ. Так. Теперь не отвертишся. ЭЛИЗАБЕТ. Пусти! Диктатор! МОНТГОМЕРИ. Молчать! Стой смирно. Элизавет стоит перед ним с видом мученицы. МОНТГОМЕРИ. Дыхни. Элизавет сжимает гувы. Монтгомери смотрит на нее тяжелым взглядом. Она дышит ему в лицо и отворачивается. МОНТГОМЕРИ. Так. Пила вино. Да еще дешевое. Ясно. ЭЛИЗАБЕТ. Не коньяк же я пила. Просто вино. Совсем славенькое. Вам вы только поиздеваться над человеком. Диктатор! МОНТГ

Ромашов А. / Кондратий Рус

свои слова, у него свои, а жизнь у обоих одна и старость одна. Рус выходит косить, и он выходит косить. Он знает, и Рус знает: не бросишь в землю ячмень-зерно - хлеб не вырастет. Подошла старая Окинь. Она напоила гостей вересковым квасом и сказала: - Рус пришел покупать невесту. Старый Сюзь велел ей привести внучку. Она ушла, связала лыком Вете руки и вывела ее, как телушку, на середину керки. - Гляди! - сказал старый Сюзь гостю. - Хорошая девка. Твоему парню жена, тебе работница. Гость спросил: зачем у Веты берестяной обруч на голове? - По обычаю отцов, Рус. Невесты носят. Кондратий Рус разглядывал девку и молчал. Парень его посмеивался. "Радуется, теленок", - подумал старый Сюзь, не сердясь. - Вету знаем, - сказа

Ромашов А. / Лесные всадники

с, сырой и темный. День и ночь я шел в землю Воть, ел ягоды и сочные корни, убивал тяжелой палкой молодых птиц. Я потерял дорогу, потом силу и свалился на краю болота. Грыз меня лесной гнус и караулил трусливый зверь. Я умирал в чужом лесу, далеко от земли Воть. Шаман Урбек нашел меня, привез в город старого Кардаша и сказал: "Ты будешь моим рабом, Калмез..." Он обещал мне много серебра и десять коней, если племя всадников вернется в типчаковые степи... - Племя всадников никогда не вернется в степи! - закричал Шавершол. - Шаман Урбек хочет вести наш народ в логово зверя. - Я знаю, - сказал Оскор. - Сын шакала хочет нас сделать данниками булгар. - Разве шаман угров - не угр?! - кричал на раба Шавершол. - Он говорит с нашими предками

Ряховский Василий / Евпатий Коловрат

придвинулся к Ополонице. - Прознал я в Чернигове, - продолжал тот, - от человека одного - теперь его в живых нет, притиснул его легонько слуга мой недоросток Телемень, - прознал такое, что смутило мою душу. Бил будто Истома Большой Тятев челом князю Михаилу и просил у него княжну Евпраксию в жены. Отказал ему князь Михаил. Тогда неистовый Тятев пошел к волхву и пытался приворожить к себе сердце молодой княжны... Юрий побледнел и беспокойными пальцами принялся крутить пряди своей светлой бороды. - Сказывай, сказывай дальше! - Ну, выследили мы с Телепенькой этого посыльного Истомы, прошли следом за ним до волхва. Нес тот человек кольцо волос княжны для волхвованья. Вот, зри! Ополоница достал из-за пазухи кожаный к

Садовяну Михаил / Никоаре подкова

онесся из-под телеги радостный возглас, и Младыш Александру вылез к костру. - Сейчас, сейчас... - бормотал старик и, выбивая трубку, постукивал ею о шпору. - Прошу тебя, государь мой Александру, передай ты от всех нас его светлости - пускай он с телеги не слезает. Повезем его бережно, и будет ему покойно, как в колыбели. Дед Петря шепотом приказал готовиться в путь. Младыш заглянул в телегу и обернулся к спутникам: - Спит батяня Никоарэ, - проговорил он. - Должно, мучают его дурные сны. - Я видел его лицо при луне - побледнел он. - Может, повременим? Из телеги донесся голос Подковы: - Нет, дед. Сей же час отправимся. Нынешней ночью решится - живому мне быть или нет. Воины в удивлении молчали, пока Иле не отправился

Сатклифф Розмэри / Меч на закате

та слова похвалы, так что он вспыхнул, как девушка, и уставился себе на ноги. А когда разговор обратился на другие темы, я сказал сидящему рядом старому Ханно: - Давно уже я не слышал музыки моих родичей с левой руки среди моих собственных холмов. - Твоих родичей с левой руки? - переспросил Ханно. - Моих родичей с левой руки... Одна половина меня принадлежит Риму, Ханно. Думаю, сегодня ночью это ощущение было настолько сильным в твоей душе, что ты пробудил его и в моей. Мои родичи с правой руки - это те, кто построил прямоугольные форты и провел от города к городу широкие прямые дороги, прорезающие все, что попадается им по пути; люди, которые несут с собой закон и порядок и могут хладнокровно спорить на разные темы, - люди дня. Лев

Сафонов Вадим / Дорога на простор

: Огонь поправь, сидишь! И Рюха покорно, поспешно вскочил, рогатым суком разворошил костер. Выпорхнул пчелиный рой искр; прыгающая тьма раздалась и, впустив в пространство света голый, обглоданный куст, заколыхалась за ним, точно беззвучно хлопающие полы шатра. Красноглазый сунул в огонь сухих былин и хворосту. Черно повалил дым, и длинный парень Ильин согнулся как бы под внезапно опавшим шатром темноты. Бородач кивнул на заезжего и его лошадь: - Ой, не перекормить бы пастушку петуха-то своего! А угрюмый поднялся: - Ты вот что. Тебе в станицу, я - попутчик. На коня посади, за твою спину возьмусь. За пеньковой, вместо пояса, веревкой у него торчал нож. Озираясь, увидел гость хмурые, злые глаза, отпрыгнул и, очутясь н

Сегаль Валерий / Петербург, 1985 год. Десять лет спустя

чрезвычайное положение, а людям начхать. Не всем, конечно, но многим. И ведь они правы! Вот я, например, очень люблю Манхэттэн, и, наверное, никогда не смогу его покинуть. Я люблю эту беспорядочно снующую пеструю толпу, эти высо- чайшие в мире здания, мириады вечерних огней, маленькие уютные ресторан- чики. Я люблю этот ритм, этот стиль. Может статься, что через несколько дней Манхэттэн станет ареной кровопролитной борьбы, но зачем мне отказы- ваться от этого стиля сейчас, пока еще ничего не произошло?.. Я слышал, как вчера подобным образом рассуждал Ник Каруччи, а шеф с кретинской улыбочкой объяснял ему, что сейчас многое зависит от каждого из нас, что "мы все должны сплотиться, собраться, защитить, отстоять" и пр. И все это поучающим тоном, такими, знаете, штампа

Семенова Мария / Поединок со змеем (славянские мифы)

ался лишь опаленный широкий след, по сию пору ясно видимый в звездные ночи. Люди еще называют его Млечным Путем и говорят, что этим путем идут праведные души в ирий. Казалось, все стало как прежде. Но из-за Железных Гор налетали холодные ветры, зловещие, настоянные на дурном колдовстве. И вот с чего началось. Люди, всегда жившие в послушании Роду и Матери Ладе, стыдившиеся матерей, сестер и невесток, пуще глаза хранившие честь чужих подруг и невест - иные из этих самых Людей вдруг как позабыли, что есть на свете Любовь, предались мерзкому блуду, стали водить по нескольку жен, посягать на любую девку и женщину, силой брать, какая понравится. Не отставали и жены: бесстыдно искали объятий красивых мужчин, рожали детей, сами не ведая, от кого. Подра

Силсфилд Чарльз / В прерии вокруг патриарха

слез, в доме, мол, есть один, очень для нас невредный, надо только подступиться похитрей. У него, говорит, за пазухой кошель с золотом, толстый кошель. Если предложить в картишки, наверняка клюнет. Я не сразу решился, все думал. А Джонни, как бес, увивается. Ну я и слез с коня. А когда слезал, доллары в кармане звякнули, и сразу я разохотился. Только успел перекусить малость да опрокинуть стакан-другой, Джонни уже карты тащит и кости. Стали играть. С каждым стаканом все больше азарта и меньше долларов. Гляжу на пришлого и прикидываю, что его вполне можно бы пощипать. А он сидит себе, ест и пьет, как будто ему до нас нет дела. Начал я его подзуживать - все без толку. Ест и пьет. Когда я спустил все до цента, у меня в глазах позеленело. А проиграл я бо

Силсфилд Чарльз / Токеа и белая роза

его в большом дупле. Девушки снова подняли раненого и понесли его в сторону частокола пальметто. Это стоило им огромного труда. Белая Роза, как подкошенная, упала на землю. У Канонды еще хватило сил прислонить юношу к поваленному стволу, после чего она тоже рухнула на траву. Последние лучи солнца еще скользили по верхушкам деревьев, а в нижних ветвях уже густел сумрак, когда Роза, как уговорились, разбудила Канонду. Индианка живо вскочила на ноги, и вскоре девушки углубились в лес. Вот они остановились возле гигантского дерева. Мертвый ствол, увитый диким виноградом, образовал у основания причудливое подобие пещеры, в которой могло бы поместиться десятка два человек. Тщательность, с какою пещера была прибрана, равно как и близость источник