Книги в электронном виде

Паустовский Константин / ПОВЕСТЬ О ЛЕСАХ

о сразу на несколько лет. Значит, теперь он уже никогда не окончит начатую вчера работу. Придется тотчас уехать, чтобы не видеть этого варварства. Наступила разлука с любимыми местами. Знакомое состояние! Почему любимые места, когда с ними надо расставаться, бывают особенно хороши? Почему они сияют такой прощальной красотой? Вот и сейчас все было необыкновенным. И небо, и воздух, и мокрая от росы трава, и одинокая паутина в синеве. Еще вчера он мог остановиться, спокойно следить за полетом паутины и гадать, зацепится ли она за ветку березы или нет. А сегодня это уже невозможно Нет покоя, — значит, нет радости. Нет ничего. Дома он приказал слуге укладывать чемоданы. Слуга сразу ожил: — В Москву, Петр Ильич?

Гарднер Мартин / ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ (doc)

Парнов Еремей / Пылающие скалы

МИЛЛЕР Ян / Шеренга великих композиторов

качестве пианиста, а восьми - пишет свою первую симфонию. Первую оперу Моцарт сочинил в одиннадцатилетнем возрасте, а год спустя выступил в качестве дирижера оркестра. В этот период молодой композитор совершает многочисленные гастрольные поездки по Австрии, Германии, Швейцарии, Италии, Франции, Бельгии и Англии. В 1770 г. в Болонье, перед лицом крупнейших музыкантов, он успешно держит необычайно трудный экзамен и получает звание члена Болонской филармонической академии. В Риме он поразил всех, записав по памяти "Мизерере" Аллегри, прослушанное им всего один раз. Это произведение запрещено было публиковать и исполнять где-либо вне Сикстинской часовни. С 1769 г. Моцарт становится дирижером при дворе Зальцбургского

АЛТАЕВ Ал. (Маргарита Ямщикова) / ГРОЗА НА МОСКВЕ

о увидел в этом лице страшное сходство с лицом своего сына, сырого*, болезненного Федора. Та же улыбка, то же выражение глаз, растерянное и скорбное... Неужели и сына его ждет та же судьба? _______________ * С ы р о й — тучный. Он склонился к самому лицу Юрия. — Брат... Юрий... узнал? Очнись! Узнал? В голосе его звучала небывалая нежность. Сознание мелькнуло в глазах Юрия. Он вспомнил то, что так мучило его. — Брат, — прошептал князь, протягивая к царю худую, прозрачную руку, — брат... Я умру... Жена... твоя жена... Мария... плакала... о сыне... о сыне она убивается... пожалеть ее надо, брат... пожалеть... она бедная... Он помолчал и тихо, чуть слышно прошептал: — И мою... мою Ульянушку... блюди, брат...

Дмитриев К. / СОБРАТЬ РУСЬ! (Не в силе Бог, а в правде)

рь». Она рисовала себе картины той роскошной и блестящей жизни, которую вели римские цезари, и понять не могла, как властелин такого обширного княжества не стремится достичь того могущества, на которое он имеет неотъемлемое право... И вот София старалась всеми силами влиять на супруга, то ласкою, то хитростью, то серьезно, то шуткою подстрекая в нем желание соединить Русь в одно целое, свергнуть ханское иго и принять титул государя. Она не догадывалась, быть может, что эта великая идея давно уже зародилась и жила в сердце Ивана, но великое рабство приучило князя к осторожности. Но не только эта забота лежала на сердце Софии Фоминишны. Кроме матери Ивана, старицы* Марии, нелюбовно относившейся к жене сына, к «гречанке», внесшей в княжеск

Парнов Еремей / Секретный узник

ли черные бронированные автомобили. Ловкие, подтянутые офицеры выпрыгивали с передних сидений и бросались к задним дверцам. Резкое движение руки, четкий шаг в сторону, и они каменели, пропуская высокое начальство. Из первой машины вылез низенький худощавый Геббельс. Спереди его волосы были прилизаны, а на макушке непослушно топорщились. Со шляпой в руке, в плаще, застегнутом на все пуговицы, он прошел, волоча ногу, прямо к Герингу. Обменявшись партийным приветствием, они пожали друг другу руки. Но оттесненный в задние ряды Лендциан уже не мог слышать, о чем они говорили. Да он и не прислушивался, стараясь припомнить, где и когда в последний раз видел молодое и красивое лицо вождя берлинских штурмовиков. Но вновь пронзительно завыла

Чарская Лидия Алексеевна / Записки институтки

стороны, подле стула, склонилась милая головка мамы... Она, в своем сереньком простом оческовом "параде", с большим букетом белой сирени в руках, казалась мне такой нарядной, молодой и красивой. Рядом Вася, в новой красной канаусовой рубашечке и бархатных штанишках навыпуск, с нетерпением ожидал причастия... Я, Люда, в скромном и изящном белом платьице маминой работы, с тщательно расчесанными кудрями... Невдалеке Гапка, обильно напомаженная коровьим маслом, в ярком розовом ситце... Сзади нас старушка няня, кряхтя и вздыхая, отбивает поклоны... А в открытые окна просятся развесистые яблони, словно невесты, разукрашенные белыми цветами... Тонкий и острый аромат черемухи наполняет церковь... Наш деревенский старичок священник - мой духовник и законоучит

Чарская Лидия Алексеевна / Люда Влассовская

до этого? - И то правда, Галочка, - разом успокаиваясь, произнесла Краснушка. - Пусть Милка паясничает и юродствует, сколько ей угодно... Только ты, Люда, обещай мне, что ты не пойдешь больше на последнюю аллею и не будешь разговаривать с этой белобрысой гордячкой. - Конечно, не буду, смешная ты девочка! - поторопилась я успокоить моего друга. - Побожись, Люда! Я побожилась, трижды осенив себя крестным знамением (самая крепкая и ненарушимая клятва в институтских стенах). - Спасибо тебе, Галочка! - мигом просияв, произнесла Краснушка. - Ах, Люда, ты и не подозреваешь, как ты мне дорога... Право же, я люблю тебя больше всех на свете... И мне досадно и неприятно, когда ты говоришь и ходишь с другими... Мне кажется, что

Шестаков Павел / Через лабиринт

сь на станцию возле шахты составы, приехали в поселок новые люди, и в стороне, где зеленые улицы упирались в крутой берег реки, руки человеческие разбросали по полю огромные и причудливые сооружения, переплетенные змеями труб, — появился химкомбинат. За рекой встал новый город, непохожий на старый поселок: многоэтажные дома для рабочих, итээровские коттеджи, клуб с колоннами, магазины с зеркальными витринами и, наконец, первая гостиница, обильно оснащенная плюшем и «мишками на лесозаготовках». В гостинице этой и остановился лейтенант Козельский, похожий в штатском на молодого командированного инженера. Но в папке у лейтенанта находились не чертежи и не сметы, а несколько крупных фотографий, на одной из которых был снят Борис Стояновский

Шестаков Павел / Остановка

доброжелательно. — Понятно, — кивнул Мазин, но спрашивать больше ничего не стал. Тем временем мы выбрались наконец на шоссе, и он с удовольствием прибавил скорость, плавно обойдя мешавшие нам до сих пор автобусы. Я решил, что пришло время скорректировать наши отношения. — Игорь Николаевич! Я, кажется, при первой нашей встрече несколько оплошал. Оказывается, мы не совсем незнакомые люди. — Оказывается, — согласился он. — Столько лет прошло... Вот и не узнал. Простите великодушно. Мазин засмеялся. — Я не кинозвезда. В нашей работе «узнавание» не преимущество. Я не удержался и съязвил немножко. — В узких брюках вы приметнее смотрелись. — Запомнили? Было дело. Натерпелся я тогда, между прочим. Эх, если бы плохого чел

Шестаков Павел / Три дня в дагезане

трелен. А ножом его пытались убить вторично. Тот, кто думал, что Михаил Михайлович не умер. Вам придется объяснить, как попал нож в руки убийцы. — Что за компот! Калугина убили? И меня запутываете? Я вам ничего не обязан объяснять. Вы здесь такой же посторонний, как и я. — Не горячитесь, Олег! — прервал Мазин. — Я полагаю, в ваших собственных интересах объяснить, кто мог воспользоваться ножом? Олег кусал губы. — Вы не разыгрываете меня? Неужели убит? Нож я никому не давал. — Ножом открывал бутылки Валерий, — напомнил Мазин. — Это ерунда. Открыл и отдал. — Хорошо помните? — Разумеется. Я положил нож в карман. — А дальше? — Не помню. Увидел его у вас на столе. — Постарайтесь вспомнить до приезда милиции